Запечатанная комната - [2]

Обстоятельства возложили на меня ответственность, которая была мне не по плечу. Я дернул шнур звонка и услышал, как где-то вдали зазвенел колокольчик. Но никто не откликнулся. Звон раздавался в тишине, которую не нарушали ни голоса людей, ни звуки шагов.

Я подождал, потом позвонил еще раз, с тем же результатом. Но должен же кто-то быть в доме! Не может же этот молодой джентльмен жить один в таком огромном здании! Его слуги должны узнать, что ему плохо. Если они не хотят откликнуться на звонок, я разыщу их сам.

Я схватил лампу и выбежал из комнаты. То, что я увидел в доме, меня удивило. Холл был пуст, ступени лестницы вместо ковра покрывала желтая пыль. В коридоре было три двери, открывавшиеся в просторные комнаты, однако все они оказались пустыми, без ковров и занавесок, если не считать свисавшей с карнизов серой паутины и красовавшихся на стенах пятен лишая. Звуки моих шагов отдавались эхом в этих заброшенных и погруженных в тишину покоях. Потом я прошел до конца коридора, надеясь, что хоть кухня в конце концов окажется обитаемой. Может, в одной из отдаленных комнат притаился хотя бы один человек, приглядывающий за домом? Нет, все помещения оказались пустыми.

Отчаявшись получить хоть какую-то помощь, я прошел еще по одному коридору и здесь набрел на нечто такое, что изумило меня больше всего. В конце коридора была большая коричневая дверь, на которой виднелась красная восковая печать размером с пятишиллинговую монету; она закрывала замочную скважину. Мне показалось, что печать здесь была уже давно, потому что воск выцвел и покрылся пылью. Я все еще разглядывал ее, недоумевая, что бы такое могло быть в этой комнате, когда услышал окликавший меня голос и, вернувшись, обнаружил, что мой новый знакомый сидит в кресле, весьма удивленный тем, что очнулся в темноте.

— Какого черта вы унесли лампу? — осведомился он.

— Я пошел за помощью.

— Вы могли ходить за ней до второго пришествия, — заметил он. — Я живу один.

— Весьма неудобно, когда вам нездоровится.

— Глупо с моей стороны было падать в обморок. Я унаследовал от матери слабое сердце, и боль или переживания действуют на меня подобным образом. Когда-нибудь оно меня доканает, как доканало ее. Вы, случайно, не врач, а?

— Нет, я юрист. Меня зовут Фрэнк Элдер.

— А меня Феликс Стэннифорд. Забавно, что мне встретился юрист — мой друг, мистер Персивэл как раз говорил, что он-то нам вскоре и понадобится.

— В таком случае мы встретились весьма кстати.

— Ну, это, знаете ли, будет зависеть от него. Вы сказали, что обошли с лампой весь нижний этаж?

— Да.

— Весь целиком? — переспросил он, пристально глядя на меня.

— По-моему, да. Я надеялся кого-нибудь там найти.

— И вы заходили во все комнаты? — спросил он, не сводя с меня глаз.

— Во всяком случае, в те, куда я мог попасть.

— О, так значит, вы заметили ее? — воскликнул он и передернул плечами с видом человека, стойко переносящего неприятности.

— Заметил что?

— Да дверь же, ту самую, на которой печать!

— Да, заметил.

— У вас не возникло желание узнать, что там, за нею?

— Во всяком случае, это поразило меня своей необычностью.

— Как, по-вашему, могли бы вы жить один в таком доме год за годом, все время сгорая от нетерпения узнать, что же скрывается по ту сторону двери, и все же не открывая ее?

— Вы что, хотите сказать, что не знаете этого сами?

— Не более, чем вы.

— Тогда почему вы не откроете дверь? — вскричал я.

— Я не должен этого делать, — ответил он.

Он говорил с каким-то напряжением в голосе, и я понял, что затронул весьма деликатный предмет. Не думаю, что я любопытнее других людей, но в ситуации этой определенно было нечто интригующее.

Однако все причины оставаться в доме были исчерпаны, поскольку мой собеседник полностью пришел в себя. Я поднялся, собираясь уйти.

— Вы спешите? — спросил он.

— Нет, у меня нет никаких дел.

— Что ж, буду рад, если вы побудете со мной немного. Дело в том, что я веду здесь уж очень уединенную и замкнутую жизнь. Не думаю, что так живет еще хотя бы один человек в Лондоне. Я отвык даже разговаривать с людьми.

Я оглядел его маленькую, скудно обставленную комнату, у одной из стен которой стояла софа. Потом я подумал об огромном пустом доме и о зловещей двери, запечатанной выцветшим красным воском. Ситуация была странная, даже гротескная, и мне захотелось узнать какие-нибудь подробности. Я подумал, что если останусь, то, может быть, мне это удастся. И я ответил, что с удовольствием побуду у него еще.

— Спиртное и графин с содовой вон на том столе. Вы уж простите, что я не могу поухаживать за гостем, но я не в состоянии пересечь комнату. Там же стоит лоток с сигаретами. Пожалуй, я тоже возьму одну. Значит, вы юрист, мистер Элдер?

— Да.

— А я — никто. Я самое беспомощное из человеческих существ — сын миллионера. Меня воспитали как будущего обладателя большого состояния. Итог налицо: я бедняк, не имеющий к тому же никакой профессии. И в довершение всего мне остался этот огромный домище, который совершенно невозможно содержать в порядке. Не правда ли, абсурдная ситуация? По мне жить здесь — все равно что уличному торговцу запрячь в свою тележку чистокровных рысаков. Ему больше подошел бы осел, а мне коттедж.