Запах Вереска - [295]

— Что ты с ним сделал, тварь?! — заорал доведенный вампир.

— О, ничего, — коротко улыбнулся старик, с интересом рассматривая стремительно чернеющую кожу и абсолютно белые глаза хрипящего парня, — наш молодой, но весьма талантливый генетик не перестает радовать своими работами. Весьма талантливый молодой человек. Его новая сыворотка оказалась исключительной вещью. Даже Амикусу не приходило в голову такая блестящая мысль. Немного крови ваших Пожирателей и смесь нескольких химических элементов дала такую интересную реакцию. Чистейший яд, только, увы, он еще на испытательной стадии. По-моему, уже работает, а что скажешь ты?

— Убью! — взревел вампир и забился в своих путах.

— Бесполезно, — покачал головой старик и произнес, — это только начало. Мы уничтожим всех вас. Мы не будем так глупы, чтобы оставить семена, чтобы те дали ростки. Мы испепелим вас светом Бож….

Прогремевшая серия взрывов не имела ничего общего с Божьим светом. Последовавшая автоматная очередь и крики на улице только укрепили эту идею. Потом начался ад. Только Валентин не видел и не слышал ничего. Он рвался из своих пут и, не переставая, звал Питера. Он клял, умолял и обещал все на свете, только бы он пришел в себя. Но Питер умирал. Он извивался на каменных плитах и хрипел от боли. Из глаз его текла черная кровь, а с губ рвались уже не крики, а хрипы. Он, широко распахнув невидящие глаза, смотрел перед собой.

А между тем, Понтифик кричал в бешенстве и отдавал все новые приказы, которые некому было исполнять. Все его люди резали друг друга. А старик смотрел, и от увиденного волосы вставали дыбом. Он отшатнулся от кованых перил балкона и кинулся к дверям, но те даже на миллиметр не двинулись с места.

— Какая драма, — раздался во всем этом шуме и крике совершенно спокойный голос, — последний день Помпеи даже рядом не стоял. Серьезно!

Валентин медленно повернул голову и застыл, чувствуя, как по хребту ползет необъяснимый ужас. И, судя по всхлипу и бледному лицу старика, тот тоже оценил нечеловеческие голубые глаза и убийственный оскал существа, сидящего на столе. Положив ногу на ногу и покачивая кованым ботфортом.

— Что, не ждали? — насмешливо протянуло существо, — а мы приперлись. Сюрприиииииз!

— Кто ты? — прохрипел Понтифик.

Проклятый Небесный за секунду сорвался с места и, оказавшись прямо перед отшатнувшимся стариком, прошипел в лицо.

— Твой самый худший кошмар, детка!

Глава католической церкви попытался сползти в обморок, но ему этого не дали сделать и, подняв за шкирку, отшвырнули в другой конец зала. Валентин, не веря собственным глазам, смотрел на Алана Салливана и лихорадочно соображал. Значит, Мечники проиграли. Салливан обуздал «Искру». Но если он был здесь, то и Валгири тоже. И пока вампир еще больше задергался в своих оковах, Дагура загнал в угол Понтифика и начал воспитательную работу. И, судя по всему, внушал он со всей страстью. Поминутно ловя норовившего упасть в оборок ярого адепта веры. Адепт вскоре начал собирать своей гнусной мордой все углы, косяки и поверхности разом. Захлебываться собственной кровью и кричать от боли под железными когтями.

— Смотри, смотри на этот очаровательный мир, — насмешливо шептал он на ухо всхлипывающего от боли и страха старика, — ты так хотел спасти его, хотел изменить. И мне так нравится твоя идея. Посмотри, как хороша она оказалась. Тебе нравится? Я переделаю весь мир в это.

— Тебя остановят! Бог не позволит тебе поработить свет, Дьявол! — просипел понтифик, пытаясь зажмуриться и не смотреть на гибнущую Вену.

— Хочешь, открою маленький секрет? — усмехнулся Дагура, — твоего розовощекого Боженьки — нет. Как и его небесного хора мальчиков-зайчиков в юбчонках. Есть только я…

Старик кричит громко, страшно. Он захлебываться рыданиями и скулит. Он воет, словно безумный, и пытается вывернуться из чужой хватки. Только уйти из стальных рук невозможно. Кожистые крылья трепещут, распахнувшись, и, нависнув над испуганным смертным, словно опутывают тьмой. Он парит над полом и безмятежно смотрит в глаза задыхающегося старика. Судороги пробегают по всему его телу, и кожа чернеет на глазах. Она осыхает, превращаясь в труху, и осыпается вместе с мясом. Тонкие веточки рук пытаются оттолкнуть скалящегося Дагуру, но все это бесполезно. Крепкое тело худеет на глазах, хрупкие кости ломаются под рукой. Опавшие глаза, вместо которых вскоре зияют черные провалы пустых глазниц. От седых густых волос остается только гладкий череп, а скрюченные пальцы все еще продолжают цепляться за металлические застежки. Только в рассыпающемся теле нет больше жизни. Теперь уже кричит душа. Пойманная в ловушку бездонных мертвых глаз. На дне их плещется та самая Бездна. Она утягивает в свои глубины и сжигает там дотла. Она медленно уничтожает и скалит черную пасть. Душа уходит в нее и серым пеплом оседает на самом дне. Ей не будет никогда больше прощения и не будет возврата.

На пол падает куча тряпья в белой пыли и рассыпающаяся груда костей. Он слизывает с губ вкус чужой смерти и прикрывает на мгновение глаза. Силы так много, что он может взлететь за небесную синь. Только там ему нет больше места. Вокруг кипит бой, кричат люди, запах крови щекочет обоняние, и блаженной музыкой в его ушах звучат чужие рыдание.