Запах «Шипра». Повесть - [51]

- Ничего! Сейчас что-нибудь придумаем.

Он нагнулся и взял меня на руки. Я обхватила его за плечи. Няня побежала открывать двери.

Он нес меня по коридору. Встречные больные и сестры смотрели на нас кто удивленно, кто сочувственно и понимающе. Нетрудно было догадаться, что они думали. Но они ошибались. Просто один очень хороший человек нес меня на встречу с другим очень хорошим человеком.

И больше здесь ничего не было…

Осталось только добавить, что Бошко-отца сняли с товарного поезда на перегоне Новосибирск-Ачинск раньше, чем я вышла из больницы….

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

Закончив повесть, я понял, что написал историю Жени Грошевой, молодого инспектора ОБХСС. Свою основную задачу я видел в том, чтобы возможно точнее описать ее поведение в непривычной для нее среде воров, расхитителей и убийц.

Но если Женя Грошева в какой-то мере - создание автора, то воры и расхитители, о которых упоминается в повести, не выдуманные люди. Эта воровская «фирма» существовала на самом деле и «работала», пока ее не разоблачили.

Не хочу сказать, что это произошло так, как описано в повести, но так или иначе воров поймали с поличным, судили, и все они получили по заслугам.

Я их видел. Я говорил с ними. Я хочу дополнительно кое-что рассказать о них читателю.

Человек по своей природе - оптимист.

Купив билет автомотолотереи, он спешит узнать, работают ли курсы водителей-любителей, и загодя присматривает место для гаража. С хорошим настроением спешит на стадион, когда хоккейная команда его города встречается в матче на Кубок страны со столичной командой ЦСКА.

Он надеется на лучшее и верит в это лучшее.

Я тоже верю.

Верю, например, что рано или поздно понятие «уголовное преступление» исчезнет из повседневного обихода и мои прапраправнуки, случайно с ним встретившись, полезут за разъяснением в толковый словарь. Верю, что исчезнет нужда в милиции и сам Уголовный Кодекс станет исторической книгой. Верю, что неуважительное отношение человека к человеку и к Обществу будет считаться тяжким психическим заболеванием, и лечиться такие больные будут в специальных клиниках, окруженные ласковым вниманием белоснежного медицинского персонала.

Все это будет, обязательно.

А пока… А пока делами нарушителей общественного порядка занимается учреждение, к медицине отношения никак не имеющее. И методы лечения оно применяет весьма суровые, продиктованные насущной необходимостью…

Мое знакомство с учреждением по изобличению и исправлению покосившихся человеческих душ произошло на очередной писательской «среде», когда к нам в гости пришли работники милиции.

- В нашей работе,- говорили они,- не так уж много той интригующей занимательности, которую вы встретите в любом детективном фильме или повести. В большинстве случаев разбор деталей преступления - это нудное, кропотливое, а зачастую и грязное занятие. Но так или иначе, а это тоже работа по человековедению, познакомиться с ней небезынтересно для вас…

И я отправился в милицию.

Я пришел в милицию, и там меня спросили, с чего я хотел бы начать. Пришлось признаться, что я не имею об этом сколько-нибудь ясного представления. Тогда мне предложили начать с самого легкого. Не с анализа преступной человеческой души, где сам черт ногу сломит, а с простых материальных вещей - с музея, где собраны орудия совершившихся преступлений.

Я с интересом прошел по музею.

Я увидел сотни ножей всех фасонов и размеров. Пистолеты всех систем и калибров. Ружья, обрезы и «старорежимные» гирьки на ремешке. Самодельные кастеты - железные плитки с четырьмя дырками для пальцев. Даже прикинул на руке одну такую увесистую плитку, вложил пальцы в отверстия, сжал ее в кулаке… и уже нетрудно было представить, что произойдет, если такой штукой ударить человека по голове… а кастет предназначался только для этого, ни для чего другого он не годился.

И ножи - с тонкими лезвиями, острые, ножи-стиле-ты, были тоже самодельные, государственная промышленность таких не выпускает, невозможно найти таким ножам применение в народном хозяйстве. Вот один - ручка из наборного плексигласа, медные заплечики, узкое ребристое лезвие. По форме и отделке можно было заключить, что человек, который его сделал, обладал и вкусом и умением. Отполировал, наточил… и в случайной драке нож выполнил свое единственное назначение. Красивая поделка, стоимостью в одну человеческую жизнь.

Я разглядывал все эти ножики и пистолеты и слушал истории их появления здесь, в музее. Истории были если не нелепые, то во всяком случае несложные. И сама личность участника такой истории не вызывала у меня интереса. В большинстве случаев это была зеленая молодежь, по разным обстоятельствам обделенная и образованием, и воспитанием. Такой примитивный интеллект привлекают только примитивные «радости»: уличные приключения и, конечно, водка. Ценность человеческой жизни - понятие, требующее духовных ценностей в личности самого оценщика, и если он никогда не занимал свою буйную голову подобными мыслями, то любая пьяная вспышка гнева легко переходит в злое действие. А потом на суде он растерянно твердит: «Я же не хотел его убивать… я просто ударил его ножом».