Запах серы - [94]

Вулканизм — явление динамическое, так что в идеале надо было обеспечить непрерывное слежение за процессом. Мы попытались измерять в полевых условиях температуры и приливы тепла, поскольку для непрерывного анализа химического состава приборов пока не существует. Ответственный за эту часть программы Франсуа Легерн со свойственным ему усердием и проворством наполнял пробами десятки ампул. Солидное количество газовых проб, взятых на протяжении достаточно долгого времени, дает возможность уточнить эволюционность или цикличность процесса, а с другой стороны, определить наиболее характерный химический состав.

Итак, Легерн ввел термометр в пышущую жаром отдушину хорнито. Температура оказалась довольно стабильной и колебалась в пределах от 1125 до 1135 °C. Газ выходил равномерно, лишь иногда его средний дебит возрастал. Поначалу эти приливы настораживали: поди знай, что это не прелюдия к какому-нибудь катаклизму. Ведь взрыв даже «местного значения» рисковал обернуться для нас тяжелыми неприятностями. Скоро мы убедились, однако, что интенсификация выхода не предвещает ничего страшного, и привыкли к приливам, как привыкают к постоянной опасности кровельщики, разливщики металла, рыбаки в открытом море, мойщики окон небоскребов или… автомобилисты. Автострады убивают сегодня куда больше людей, чем все вулканы мира, вместе взятые.

Температуру газовой смеси в момент взятия пробы необходимо знать для того, чтобы впоследствии, при анализе, попытаться определить, где возникли эти газы, в результате каких реакций и на какой глубине.

Легерн работал в паре с флегматичным и всегда улыбающимся Антонио. Первый устанавливал термометр, второй вводил рядом с термопарой трубку нержавеющей стали. Из пасти черного дракона с кроваво-красной глоткой, откуда изрыгалось голубоватое пламя, теперь торчали металлические зонды. Казалось, будто возле большого монстра суетятся «ветеринары» в масках и алюминиевых кирасах.

В 100 метрах дальше по берегу расположились Пьер Зеттвог, Джо Лебронек и Жак Карбонель. Тщательно обследовав площадку и крепость бруствера, проследив какое-то время за активностью огненной полыньи, они начали устанавливать свою научно-измерительную батарею. Давно знакомое зрелище все равно каждый раз поражает меня контрастом между хрупкими приборами, уместными среди лабораторного покоя, и чудовищной мощью вулкана. Лава тяжко вздымалась и опускалась в 3,5 метрах под нами, жгучее ее дыхание опаляло лицо. Поминутно над поверхностью вздымались ярко-золотые фонтанчики или с шипением бил о берег багровый прибой… Любопытно, что спокойная гладь расплава производит на меня большее впечатление, чем оглушительный фейерверк искр или водопадом низвергающийся из жерла поток. Здесь под обманчивым спокойствием крылась колоссальная энергия. Сейчас озеро спрятало свою ярость под маской равнодушия, и в душу исподволь вползала тревога: что готовит нам эта карминная, с металлическим отливом масса, трясущаяся нервной дрожью?

Несмотря на идиллическую картину, работа в подобном месте довольно утомительна. Организм угнетает все: и добавляющийся к дыханию лавы солнечный жар, и температура «почвы», обжигающей пятки, едва ты забываешь о правиле «опирайся одной ногой, а вторую охлаждай в воздухе», и тяжесть жаропрочных комбинезонов, в которых преет тело, и горечь во рту от сернистых примесей, как только снимаешь маску — все время работать в ней невыносимо. Утомляет постоянная необходимость быть начеку: не оступиться, следить за каждым движением, за бесперебойным действием приборов и при этом не упускать из виду вулкан. Ведь он проявляет свой норов без предупреждения… И все-таки тяжелей всего жара.

Я решил, что в полдень, когда солнце начинает доставать с особенной силой, мы будем отдыхать в узкой тени от стенки кратера. В первый день так и поступили, но уже во второй не выдержали: слишком жаль было терять время, нетерпение снедало нас. Мы работали с рассвета до глубокой ночи. Результатом, как и следовало ожидать, явилось переутомление. Уже на четвертый день пришлось прервать программу и начать организованный отход на базу. Действующие вулканы необычайно «действуют» на нервы. Переходы, подъемы и спуски, перетаскивание тяжестей, долгие часы, которые проводишь стоя, следя за показаниями приборов, постоянная настороженность… Нет, все это под силу далеко не каждому. Кроме того, в здешнем краю солнце не дает передыха, весь день от него не спрячешься никуда. Мы вымотались настолько, что восстановить силы на месте не было никаких шансов, тем более что усталость и жара начисто лишали аппетита и мы все время голодали.

Возвращение к Эрта-Але

Через год и 2 месяца мы вновь оказались в продолговатом кратере Эрта-Але. Предыдущий урок пошел нам впрок: я строго следил за тем, чтобы обе порции двухразового питания съедались без остатка, а полуденную жару научные работники пережидали в тени. Поэтому физически все пребывали в хорошей форме — кроме меня, которого неделя в кратере довела до изнеможения. Ночью я не мог заснуть от сонма бесконечных забот. Больше всего меня донимало то, что юные коллеги, позабыв о начальных страхах, стали вести себя беспечно.