Запах серы - [93]

Вулканологические исследования требовали довольно много научных работников — от специалистов по химии и геохимии до физиков и механиков, сведущих в природе лав и способах их выхода. Требовалось собрать и исследовать то, что находится на поверхности планеты, а затем рассчитать, что происходит в ее глубинах, подвергнуть планету геофизическому «прослушиванию» — сейсмическому, магнитному, электрическому, гравиметрическому — и представить результаты в численном выражении. Короче, необходим мощный арсенал средств, которыми не располагала французская вулканология. Поэтому мне пришлось удовлетвориться промежуточными целями, и прежде всего элементарным изучением газов.

Бюджета, выделенного в мое распоряжение Национальным центром научных исследований, хватало от силы на четверть этой скромной программы, включавшей сбор и химический анализ газовых проб, измерение объема выходов газов, их температуры и количества высвобождаемой энергии. Я начал искать помощи в других организациях и нашел ее в Комиссариате по атомной энергии (КАЭ).

«С какой стати КАЭ занялся вулканологией?» — неоднократно спрашивали меня за время нашего 6-летнего счастливого сотрудничества. Все дело заключалось в значительном сходстве техники анализа газов, выходящих из заводских труб, — КАЭ специализируется также на защите атмосферы от загрязнений, — и газов, вырывающихся из вулканического жерла.

Это я привожу в объяснение того, зачем понадобилась отдельная программа для изучения лавового озера Эрта-Але. Сейчас, в последней трети XX века, нельзя уподобляться геологам XVIII века и довольствоваться описанием лавовых потоков и султанов дыма, дабы не выказать своего невежества.

Эрта-Але

Итак, в декабре 1971 года мы ступили на северную застывшую часть лавового озера и двинулись к тому месту, где виднелся расплав. Для группы, оказавшейся в кратере вулкана Эрта-Але, подъем лавы не был особенным сюрпризом: расстояние до большого круглого озера расплава, лежавшего под обрывом, уменьшилось до каких-нибудь 10 метров. Мы уже дважды посещали «наш» вулкан и каждый раз убеждались, что уровень магмы неуклонно поднимается. Это было очень кстати, ибо облегчало трудности спуска и особенно подъема из жерла (спуститься по веревке — пустяковое дело, зато вот подниматься по отвесной стене всегда нелегко).

Первые шаги мы делали с превеликой осторожностью, но затем, убедившись, что корка прочная, а температура ее терпимая, отважно разбрелись по темной, с тусклым отливом лаве. Потоки застывали здесь самым причудливым образом — то в виде булыжной мостовой, то свернувшись гигантскими удавами или перекрутившись, подобно канатам (подобную форму они принимают, когда материалы успевают лишиться основной части газов). Сквозь змеившиеся там и тут трещины менее чем в 35 сантиметрах под коркой проглядывал кровавый расплав. Слева от нас курились густые клубы белого пара; мы обошли их вниманием: судя по скорости подъема, они выходили под небольшим давлением, а значит, успевали смешаться с воздухом. Дело в том, что воздух проникает под «кожу» вулкана через многочисленные поры и смешивается там с восходящими из чрева планеты газами — кроме случаев, когда газы выбиваются под очень сильным давлением. Нам требовались для взятия проб именно такие трещины.

Впереди как раз виднелись две подходящие отдушины: пар вырывался со свистом, разносившимся на 300 метров вокруг. Дыры открывались в верхушках двух невысоких конических башенок, так называемых хорнито, образуемых наслоениями вяло вытекающего расплава. В этом случае лава застывает прямо на краю эруптивного жерла. Если извержение проходит более бурно, продукты расплава успевают пролететь по воздуху и охладиться, поэтому плотного склеивания не происходит. Хорнито, напротив, представляют собой почти монолитный микровулкан, — и его непроницаемость особенно дорога вулканологам. Воздух не в силах проникнуть сквозь плотно спаянные вертикальные стенки, и газы под большим давлением почти в чистом виде выбиваются сквозь крохотные отдушины в вершинах хорнито. По опыту мы знали, что эти газы менее всего смешаны с атмосферным кислородом, азотом и аргоном. Два последних химически инертных вещества не вступают в реакцию с вулканическими газами и не имеют для нас особого значения. Зато кислород серьезно искажает «оригинал».

Кислород, как явствует из названия, окисляет водород и серу, образуя с ними воду или двуокись серы, а в сочетании с окисью углерода или сероводородом дает опять-таки двуокиси, что нарушает первородный баланс вулканических газов.

Еще одно немаловажное преимущество непроницаемости хорнито заключено в том, что вулканологи могут легко подобраться к активному жерлу. Так получилось и на сей раз. Без особых трудностей мы забрались на вершину 2-метровых башенок, воздвигнутых на покрывшем лавовое озеро панцире, и взяли серию дивных проб. Кстати, корка хорнито была весьма горяча, видимо из-за небольшой толщины: термометр показывал около 400 °C, из-за чего пребывание на вулкане было малокомфортабельным.

Озеро живой лавы покоилось в подобии круглой полыньи с приподнятыми краями, круто обрывавшимися внутрь. Кое-где высота бруствера достигала 8—10 метров, но с внутренней стороны на половине высоты была площадка, где вполне можно было стоять и работать. Мы со страстью принялись за дело. Карминный расплав мирно булькал у подножия стенки. Подобные идеальные условия выпадают исключительно редко, и мы постарались использовать этот шанс максимально. Одна часть группы немедля занялась хорнито, другая — лавовым озером.