Запах пороха - [3]

Ко мне подходит старшина:

— Товарищ командир, погрузка закончена. Сдаю лишнее имущество.

Имущества остается порядочно, все то, что мы не можем поднять на колесо, да многое и не нужно нам теперь — столы, стулья, тумбочки, ружейные пирамиды, кровати… Приемкой распоряжается незнакомый мне упитанный лейтенант с самодовольным лицом и двумя перекосившимися кубиками на новых полевых петлицах.

— Щукин! Пересчитай у них наволочки! У меня чтобы точно! — кричит он куда-то в темноту. После этого уже и вовсе неприятно смотреть на него, хотя понимаю — формально он прав.

Скоро выступать. Предрассветное время тянется медленно. Освободившиеся люди посбились в кучки, курят и о чем-то тихо переговариваются.

Возле самого входа в казарму собралось человек двадцать. Оттуда доносится громкий голос Носова:

— Ежели недостача в роте — что тогда? Известно что! Грузит старшина фуру… ненужным всяким. И — под огонь! Чтобы, значит, снаряд ударил. Скажите — зачем? А затем, доклад потом начальству: так и так, мол, разбито.. Погибло, значит…

— Ло-овко…

— Хэ-хэ!.. А генерал возьми да и сочти, что на повозке, — продолжает Носов. — А та-а-ам… Вагон! Приписано, значит. Зачем? Затем! На чужом дышле в рай хотел старшина… Фокус!

— Не ври, брат.

— Ить было… в ту войну.

— Сам-то ты… видел? Аника-воин… — лениво спрашивает кто-то.

— Было — не было… Чего пристал?

Откуда-то пахнуло сырым ветром. На березе у казармы колыхнулась ветка. Темень стала таять, над лесом растянулась светлая мережка, завиднелась непривычно порезанная колесами песчаная линейка.

— Вытягивай! — командую.

Рота двинулась по линейке, обставленной портретами, лозунгами и плакатами. Так начался наш трудный путь.

3

В стороне от дороги, возле перелеска, присел, пережидая день, серебристый, обмякший аэростат воздушного заграждения. Возле него копошились бойцы. Дальше, под масксетью, обкиданный завядшими сучьями, настороженно торчал орудийный ствол. Зенитчики рыли в стороне запасной окоп. Не переставая копать, они поглядывали нам вслед, один бросил окурок и махнул рукой. И долго еще виднелся установленный возле них плакат, на котором боец в каске, указуя пальцем, грозно спрашивал: «Ты чем помог фронту?»

Полк движется по Московскому шоссе. Саперную роту поставили в хвосте полковой колонны. Вдобавок в общей сутолоке в роту вклинился какой-то тыловой обозик. Поднялся шум:

— Куда прешь?! — возмутился Васильев.

— Командир приказал.

— Стой, говорю!

— Ну-ну…

Повозочные размахались кнутами, в выражениях не стесняются. Пока я подоспел да вмешался, пришельцы отрезали две наши повозки и втиснулись в строй. Так, вперемежку, мы и двигались до привала.

На привале к нам подъехал НИС — начальник инженерной службы полка Гуртовой. Это чернявый щеголеватый лейтенант в суконной пилотке и хромовых, еще из училища, сапогах.

— Привет! — прервал он нашу склоку и соскочил с лошади. Из-под откинутой полы его шинели выглянули синие с голубым кантом брюки.

— Далеченько вы… — заметил он, снова хватаясь за луку седла.

— Займем свое место.

Это был первый малый привал. Его устраивают через пятнадцать — двадцать минут после начала марша, чтобы устранить всякие неполадки.

Пользуясь коротким отдыхом, бойцы курили, проверяли снаряжение и балагурили.

— Вот! Теперь и перематывай свою портянку, — сказал Ступин Носову, который чуть не с первого шага канючил, просил разрешения выйти из строя. — Отстанешь, где тебя искать, шалопутного?

— Я-т всегда найдусь! Обоз рядом… А что? Подъехал бы чуток. Вона землячок правит… Верно?

— Верно-неверно… Пусти вас, все к обозам прилипнете, — проворчал Ступин. — Ходи со своими. Втягивайся.

Носов притворно охнул, нехотя снял туговатый сапог и сделал вид, что поправляет портянку. Потом тяжело вздохнул и, ни на кого не глядя, стал сосредоточенно обуваться. Наконец обернулся к Ступину:

— Портянки прохудились…

— Другие получишь… — Отделенный терпеливо ждал своего подчиненного. А тот все ворчал:

— Души в тебе нет. А как же? Командир должен быть к солдату…

— А солдат к командиру — как? Не, милок, не то… С первого дня киснешь…

Вскоре по колонне раздалось:

— Стано-ви-и-ись!

Не уставшие еще люди легко поднимаются, бросают окурки и выходят с обочин на дорогу. Ветерок относит в сторону облако сизого махорочного дыма. Свежий рассвет бодрит. Красноармейцы затягивают отпущенные, провисшие под тяжестью подсумков, фляжек и шанцевого инструмента ремни.

Мимо нас ехал в голову колонны командир полка Дмитриев. Высокий и худой, он сидел на коне немного сгорбившись. И хотя лошадь у него крупная, по нему, он все равно напоминал Паганеля. Такое сравнение мне показалось смешным и даже неприличным. Чтобы не фыркнуть, я отвернулся. А Дмитриев, как назло, обратился ко мне:

— Отчего тебе весело?

— Так, товарищ майор…

Командир полка, повернув голову, с секунду серьезно и строго смотрел на меня. Ну и секунда. Наконец он шевельнул длинными ногами и проехал вперед.

Колонна трогается. На прямой, скатывающейся под уклон дороге колышутся людские прямоугольники. Далеко впереди двигаются низко пригнувшись, с зачехленными стволами орудия, цокают колесами станковые пулеметы, надрываются в упряжках кони, и опять люди, люди, люди… Все-таки это сила — стрелковый полк!