Западный национализм и восточный национализм: есть ли между ними разница? - [2]

Можно ли сказать, что эта форма национализма характерна для Запада или Востока? Не думаю, что это возможно. Мы можем, например, обсудить странный случай Японии, недавно рассмотренный в замечательной книге Тесы Моррис-Судзуки (Re-Inventing Japan: Time, Space, Nation, Armonk, NY 1998). Она приводит пример неожиданной трансформации, которая произошла во время Реставрации Мэйдзи, когда власти обратили внимание на айнов и жителей островов Рюкю и подчинили их. Долгое время политикой сегуната Токугава было запрещение айнам одеваться как токугава, перенимать японские обычаи и традиции; аналогично посланцев от Рюкю, приносивших дань в Эдо, наставляли, чтобы они одевались как экзотические китайцы. В обоих случаях основная идея состояла в том, чтобы — насколько это возможно — отделить эти периферийные (варварские) народы от имперского центра. Но с ростом официального национализма Мэйдзи такая политика была полностью изменена: айны и рюкю теперь считались столь же древними представителями японской расы, как и сами олигархи Мэйдзи. Все усилия — мирные, но чаще насильственные — были направлены на их японизацию (с переменным успехом). Можно утверждать, что позднее имперская политика в Корее и на Тайване следовала той же самой логике. Корейцы должны были присваивать себе японские имена и говорить по-японски, а тайваньцы, как младшие братья, должны были во всем подражать японцам. В конечном счете, они должны были стать японцами, как задумывалось, пусть и японцами второго сорта. Так же обстояли дела с ирландцами в Великобритании до 1923 г. и с поляками в Германии вплоть до 1920 г.

Однако случай с Поднебесной империей куда более впечатляющий и забавный: ею с 1644 г. и вплоть до ее краха, который произошел менее чем 90 лет тому назад, правили маньчжуры и, соответственно, маньчжуро-говорящая династия. (В этом, конечно, нет ничего необычного. В Великобритании не было английской династии с одиннадцатого века: первые два правителя из ныне правящей королевской фамилии, немцы Георг I и II, практически не говорили по-английски, и это никого не волновало.) Свидетельством того, что китайский национализм возник недавно, служит тот факт, что эта курьезная ситуация 110 лет назад мало кого беспокоила. Не было никаких попыток не только маньчжуризации, но даже мандаринизации, поскольку престиж правителей был основан на различии, а не на подобии. Вдовствующая императрица Цыси попыталась в самом конце противопоставить западным империалистам народную враждебность от имени китайских традиций, но было слишком поздно; династия исчезла в 1911 г. вместе с маньчжурами. Самый популярный автор в сегодняшнем Китае — Вонг Шу — маньчжур, но он не афиширует этот факт.

Китайский национализм возник довольно поздно по всемирно-историческим масштабам. Но он возник в очень специфической ситуации, для которой можно подобрать немного соответствий в мировой истории. Китай был насквозь пропитан различными империализмами эпохи, включая японский, но в действительности колонизирован не был. Многие конкурирующие империализмы, и даже Великобритания, которая столкнулась с трудностями в огромной Индии, не оставляли мыслей о захвате огромного имперского Китая. (Самое близкое сравнение здесь, возможно, — имперская Эфиопия.) Кроме того, имперский Китай был столь же слаб, как и царская Россия. Японцы победили царский флот за шесть лет до крушения маньчжурской династии и за двенадцать лет до кровавого конца самого царизма. Все это позволяло многим националистам первого поколения воображать, что империя без особых сложностей может превратиться в нацию. Эта мечта была и у Энвер-Паши в Стамбуле в ту же эпоху, и у полковника Менгисту Мариама в Аддис-Абебе тремя поколениями позже, и у полковника Путина в сегодняшней Москве. Они, таким образом, не долго думая, сочетали народный национализм всемирного антиимпериалистического движения с официальным национализмом конца девятнадцатого века; и нам известно, что последний был национализмом, исходящим от государства, а не от народа, и мыслил в терминах территориального контроля, а не народного освобождения. Отсюда и причудливое зрелище, вроде Сунь Ятсена — подлинного народного националиста, заявлявшего о претензиях Китая на различные районы Юго-Восточной и Средней Азии. Эти требования были основаны на реальных или воображаемых территориальных завоеваниях династических правителей, причем многие из этих правителей не были китайцами и против них, казалось бы, народный национализм должен был бороться. И Гоминьдан, и позднее КПК в разное время и в разных масштабах подтверждали эти претензии.

Поднебесная, как я показал, не была столь уж уникальна. В разное время и в различной степени ее наследники признали многие новые государства, возникшие на ее периферии, благодаря империализму и антиколониальному национализму (Монголия, Корея, Вьетнам, Бирма, Индия и Пакистан). Это признание было тесно связано с новой идеей о том, что Китай — это нация, представленная, как и множество других наций, в Организации Объединенных Наций и ее предшественнице — Лиге Наций. Тайваньские историки показали, что в разные периоды между 1895 и 1945 гг. правящие группы на материке в действительности признавали за Тайванем статус японской колонии и поддерживали тайваньский народ в борьбе за независимость от Японии, точно так же, как они поддерживали и корейский народ. Противоречия между народным и официальным национализмами, которые столь очевидны в сегодняшнем Китае, как я уже сказал, не уникальны. Их можно найти и в других частях земного шара. Однако они особенно важны сегодня из-за огромных размеров и численности населения Китая, правительство которого, отказавшись от социализма, оправдывавшего его диктатуру, повернулось к официальному национализму для того, чтобы вновь сделать свою власть легитимной.