Западные славяне и Киевская Русь в X-XI вв. - [51]

Как уже отмечалось, в 992 г. Болеслав посылал военную помощь Оттону III под Бранибор. В 995 г. он принял даже личное участие в походе Оттона III против бодричей и лютичей20, что, возможно, было связано с резким усилением освободительного движения полабо-прибалтийских славян в предыдущем 994 г. Кведлин-бургские анналы сообщают о восстании в 994 г. против саксонских феодалов всех полабо-прибалтийских славян, за исключением лужицких сербов21.

Как и в 992 г., в 995 г. чешский князь тоже вынуж­ден был принять участие в военной акции против вос­ставших, ограничившись, правда, присылкой вспомога­тельного отряда. К этому принуждала его обстановка, нежелание спровоцировать нападение Империи на Че­хию. Г. Булин, по-видимому, прав, когда подчеркивает, что в конкретных условиях конца X в. старое чешско-лю-тическое сотрудничество не могло быть использовано против Империи и имело ясно выраженное антипольское острие22.

Военные действия 995 г. привели к заключению не­прочного мира между саксами и восставшими славяна­ми. В мире этом был крайне заинтересован сам Оттон III, которому предстоял поход в Италию за императорской короной23.

Укреплению польско-имперского союза способствова­ли также события, разыгравшиеся в 995 г. в самой Че­хии. Невозможность наладить сотрудничество с Войте-хом Славниковцем и успехи польского оружия привели к тому, что вассальное Либицкое княжество преврати­лось в прямую угрозу государственному единству Чеш­ского княжества. В 995 г. Либицкое княжество было лик­видировано, а правящие в нем братьяВойтеха (за исклю­чением двух) были истреблены. Либицкая др<ама, особен­но учитывая симпатии Оттона III к Войтеху, вызвала сильное раздражение <в Империи, закрыв одновременно все пути для соглашения между чешским князем и пражским епископом. Поэтому К. Малечинский, возмож­но, и прав, когда считает, что императорский дип­лом 995 г. для Мейссенского епископства был направлен прежде всего против интересов чешского князя, по­скольку в границы мейссенского (мисьненского) епис­копства была включена западная часть Силезии, вхо­дившая прежде в состав Чехии и подчиненная в цер­ковном отношении Праге, а не епископу Иордану в Познани24. Вместе с тем подчинение части польских зе­мель немецкому епископу показывало стремление им­перской церкви распространить свою власть на Поль­шу.

Даже если и согласиться с тем, что именно >в это время произошло обострение польско-венгерских отно­шений25, все же придется признать, что дипломатиче­ское состязание Пястов и Пшемыслидов явно проходи­ло тогда лод счастливой для польской стороны звездой.

Само собой разумеется, нет ничего удивительного в том, что польская дипломатия, используя укрепление союза с Империей, поспешила в первую очередь решить вопрос о церковной организации страны.

Для такого подымающегося, находившегося в тяже­лом конфликте с Чехией и в опасном соседстве с союзной, но имеющей широкие планы на Востоке Империей, ран-нефеодального государства, каким была Польша кон­ца X в., вопросы церковной организации приобрели ис­ключительно важное значение. Создание своей церков­ной организации, независимой от имперской церкви, ко­торая, как говорилось только что, уже начала протяги­вать свои щупальцы к польским землям, должно было обеспечить политическую независимость страны, от­крыть для польского князя путь к королевской короне. Наоборот, подчинение польской церкви имперскому епис­копату в случае, если бы дошло до этого дело, или даль­нейшее пребывание польских земель под властью праж­ского или моравского епископов создавали серьезную угрозу внешнеполитическим позициям государства. Это очень хорошо понимал, по-видимому, уже Мешко 1, Боле­слав Храбрый следовал здесь по пути, намеченному его отцом.

Воспользовавшись конфликтом Войтеха с Болесла­вом II и уничтожением Либицкого княжества, Болеслав Храбрый пригласил Войтеха в Польшу. Приглашение в Польшу бывшего пражского епископа Войтеха следует рассматривать, конечно, прежде всего как политический и дипломатический маневр польского князя. С одной сто­роны, делался дружественный по отношению к импера­тору Оттону III жест (было хорошо известно, что он го­рячо сочувствует аскетическим идеалам Войтеха и, само собой разумеется, осуждает политику чешского князя, принудившего епископа бежать из страны), с другой — производилась открытая демонстрация враждебности по отношению к Болеславу II Чешскому.

Войтех, как известно, происходил из семьи либицких князей Славниковцев, истребление которых привело к ликвидации Либицкого княжества и было последним ак­том объединения чешских земель. Приглашение Войтеха в Польшу должно было быть особенно приятным Отто­ну III еще и потому, что в числе лиц, враждебных бывше­му пражскому епископу, находился Генрих Баварский, при воцарении Оттона III выступивший претендентом на императорскую корову26.

В Польше, однако, Войтех, пробыл недолго, около по­лугода (зимой 996—997 гг.), вслед за чем он отправил­ся с христианской миссией к язычникам пруссам. Эта миссия Войтеха также полностью отвечала политическим целям Болеслава Храброго. Для Империи и Рима орга­низовывалась демонстрация, ставившая целью показать, что не только Чехия, но именно Польша может высту­пить в качестве авангарда христианства на Востоке и Северо-Востоке Европы. В конкретных условиях кон­ца X в. это был, разумеется, всего лишь ловкий дипло­матический прием, рассчитанный на то, чтобы использо­вать в свою пользу христианско-универсалистский фа­сад Империи, заинтересовать Римский престол далекой западнославянской страной. В действительности Польша не располагала тогда достаточными силами, не имела необходимых церковных кадров для организации миссий и вынуждена была не только в конце X, но и в XI в., обращаться в .подобных случаях к услугам миссионеров иностранного происхождения.