Западные славяне и Киевская Русь в X-XI вв. - [50]
При Мешко I Древнепольское государство не только внушительно расширилось территориально, но и превратилось в одно из ведущих государств на Балтийском море. На севере и востоке Европы оно стало очень активным участником политической жизни тогдашней Европы. Польская дипломатия часто успешно действовала при дворе германского императора, в Чехии и Дании, а может быть, даже в Швеции и Венгрии4. Стремясь обеспечить свои государственные интересы, Мешко I завязывает связи с далеким Римом, а временами ведет даже вместе со своим чешским соседом серьезные политические интриги в Империи, поддерживая непокорных вассалов императора.
Продолжателем политики Мешко I был его старший сын Болеслав Храбрый. Вступление его на польский великокняжеский стол произошло, однако далеко не гладко.
Перед смертью Мешко I, по-видимому, разделил государство между своими сыновьями5. Источники не дают твердых оснований, чтобы судить, каким образом были распределены между ними польские земли. Особенно сложен вопрос с уделом, выделенным Болеславу Храброму. Существующее в науке предположение, что Болеславу принадлежала краковская земля, которой он правил, находясь под верховной властью чешского князя6, не подтверждается показаниями источников и плохо вяжется с общей линией развития польско-чешских отношений конца X в. Важен, впрочем, иной факт. Первые годы правления Болеслава прошли в борьбе за восстановление государственного единства. Около 995 г. борьба эта была успешно доведена им до конца. Младшие братья вместе с мачехой Болеслава — Одой бежали из страны. Поморье признало свою зависимость от польского князя7.
Успехи объединительной политики Болеслава I определялись, разумеется, в первую голову расстановкой классовых и политических сил внутри страны, заинтересованностью основной массы польской знати в сильной центральной власти, которая гарантировала бы ей “право” на эксплуатацию феодально-зависимых крестьян. Немаловажную роль должен был, однако, сыграть и внешний фактор — незавершенность польско-чешского конфликта, продолжающаяся война с полабо-при-балтийским славянством.
С вступлением на польский великокняжеский стол Болеслава Храброго в политическую жизнь Центральной и Восточной Европы входила личность незаурядная, человек больших организационных и дипломатических талантов, политический деятель с чрезвычайно широким, европейским кругозором и могучей, несгибаемой волей.
Несмотря на такие отрицательные черты характера, как любовь к рискованным и авантюрным предприятиям, вспыльчивость и жестокость, Болеслав Храбрый сохранился, судя по хронике Галла Анонима, писавшего в начале XII в., в памяти потомства как олицетворение государственного единства и величия раннефеодальной Польши8. Польский хронист именует в своем сочинении Болеслава “великим”, славным”, “королем”9. Возможно, что прозвание “великий” дали ему уже его современники, или он получил его в правление ближайших своих наследников 10. Показательно, во всяком случае, что “великим” называет Болеслава Храброго и русский летописец11, отмечающий вместе с тем его ум как политика и дипломата и отвагу как полководца 12.
Не менее показательно и другое: если русский летописец находит в себе достаточно благородства и объективности, чтобы отдать должное удачливому противнику Ярослава Мудрого, то немецкий хронист Тит-мар Мерзебургский никак не может удержаться от брани и не наградить Болеслава самыми нелестными эпитетами. Он готов обвинить польского князя и в “лисьей хитрости”, и в пренебрежении ко “всяким законам и справедливости” 13. Вместе с тем он утверждает, что Болеслав был “ниже” своего отца (в том смысле, что не дорос до него) и и постоянно упрекает его в коварстве и вероломстве 15.
Хула в устах такого отъявленного врага Польши, как мерзебургский епископ, не должна, разумеется, приниматься в расчет при оценке политической и полководческой деятельности Болеслава I Храброго. Она скорее является свидетельством бессильной ярости и злобы немецкого хрониста, свидетельством того, что польский князь умел наносить меткие и жестокие удары своим политическим противникам.
Таким образом, в лице Болеслава Храброго польские феодалы приобрели столь же выдающегося политического вождя, какими были на Руси ее собиратель Владимир Святославич и ее последний “самовластец” 16 Ярослав Мудрый, в Венгрии — король Стефан, а в Чехии — Болеслав II. Зато преемник Болеслава II — Болеслав III Рыжий был явно не подстать своим великим современникам. Это был государь недалекий, не унаследовавший от своего отца ни его ума, ни его талантов, хотя и отличавшийся, по словам Титмара, вероломством17 и жестокостью 18. Козьма Пражский, замечая, что Болеслав III “не имел отцовской удачи и счастья в делах” 19, не находит вместе с тем слов, чтобы как-нибудь отметить достоинства чешского князя как политика.
Первые годы правления Болеслава Храброго не принесли существенных изменений в политическом курсе Древнепольского государства. Союз с Империей против полабо-прибалтийских славян и конфликт с Чехией оставались осевой линией внешней политики польских феодалов.
Александр Андреевич Расплетин (1908–1967) — выдающийся ученый в области радиотехники и электротехники, генеральный конструктор радиоэлектронных систем зенитного управляемого ракетного оружия, академик, Герой Социалистического Труда. Главное дело его жизни — создание непроницаемой системы защиты Москвы от средств воздушного нападения — носителей атомного оружия. Его последующие разработки позволили создать эффективную систему противовоздушной обороны страны и обеспечить ее национальную безопасность. О его таланте и глубоких знаниях, крупномасштабном мышлении и внимании к мельчайшим деталям, исключительной целеустремленности и полной самоотдаче, умении руководить и принимать решения, сплачивать большие коллективы для реализации важнейших научных задач рассказывают авторы, основываясь на редких архивных материалах.
Что же означает понятие женщина-фараон? Каким образом стал возможен подобный феномен? В результате каких событий женщина могла занять египетский престол в качестве владыки верхнего и Нижнего Египта, а значит, обладать безграничной властью? Нужно ли рассматривать подобное явление как нечто совершенно эксклюзивное и воспринимать его как каприз, случайность хода истории или это проявление законного права женщин, реализованное лишь немногими из них? В книге затронут не только кульминационный момент прихода женщины к власти, но и то, благодаря чему стало возможным подобное изменение в ее судьбе, как долго этим женщинам удавалось удержаться на престоле, что думали об этом сами египтяне, и не являлось ли наличие женщины-фараона противоречием давним законам и традициям.
От издателя Очевидным достоинством этой книги является высокая степень достоверности анализа ряда важнейших событий двух войн - Первой мировой и Великой Отечественной, основанного на данных историко-архивных документов. На примере 227-го пехотного Епифанского полка (1914-1917 гг.) приводятся подлинные документы о порядке прохождения службы в царской армии, дисциплинарной практике, оформлении очередных званий, наград, ранений и пр. Учитывая, что история Великой Отечественной войны, к сожаления, до сих пор в значительной степени малодостоверна, автор, отбросив идеологические подгонки, искажения и мифы партаппарата советского периода, сумел объективно, на основе архивных документов, проанализировать такие заметные события Великой Отечественной войны, как: Нарофоминский прорыв немцев, гибель командарма-33 М.Г.Ефремова, Ржевско-Вяземские операции (в том числе "Марс"), Курская битва и Прохоровское сражение, ошибки при штурме Зееловских высот и проведении всей Берлинской операции, причины неоправданно огромных безвозвратных потерь армии.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.