Западня - [25]
С каждым шагом, который приближал ее к Приморскому бульвару, нервы натягивались. Тоня пристально вглядывалась в тех одиноких мужчин, за которыми в небольшом отдалении шли двое-трое. Этот? Этот? Этот?
С Дерибасовской на Пушкинскую выехало несколько машин с солдатами. На большой скорости они направились в сторону вокзала. Солдаты пели.
Андрея она увидела сразу. Он стоял со своим лотком у постамента пушки и заворачивал какому-то пожилому человеку рыбу. Едва покупатель отошел, Андрей почесал подбородок. Камышинский — на бульваре!
Часы на городской Примарии показывали без пяти девять. Осталось ровно столько времени, сколько требуется, чтобы неторопливым шагом дойти до памятника Дюку.
Она видела перед собой худую, узкую спину Андрея, его коротенькое, потертое пальто. Со своим тяжелым лотком он казался ряженым. Она никак не могла привыкнуть, что можно вот так, среди бела дня, ходить по Приморскому бульвару и торговать рыбой.
Навстречу прошли два солдата. Они о чем-то оживленно разговаривали и смеялись. На скамейках сидели женщины с детьми.
Ниоткуда, казалось, ничто не грозило. Но вдруг Тоня увидела, как Андрей круто повернулся, почти побежал назад, а потом резко свернул к каменному парапету.
Что случилось? Тоня на мгновение приостановилась, но тут же, собрав волю, двинулась дальше. Ее настороженный взгляд вырвал из идущих навстречу мужчин невысокого, сутуловатого человека в сером мятом пальто; походка его была неторопливой, даже ленивой, а глаза глядели остро и беспокойно. «Он! Камышинский!» — решила Тоня, и ей стал понятен маневр Андрея. Позади Камышинского вразброс шли какие-то мужчины, но ни один из них не казался ей подозрительным — это могли быть просто прохожие.
Когда Камышинский миновал ее, Тоня уже приближалась к памятнику Дюку. Невдалеке от гранитного постамента стояли несколько мужчин, и трое, как назло, курили. Так который же из них Федор Михайлович?
Часы показывали без трех минут. Как долго тянется время и сколько событий иной раз может вместить в себя одна минута!
Краем глаза она заметила Андрея. Он устремился мимо каменного парапета к памятнику.
Тоня невольно оглянулась. Шагах в десяти от нее, возвращаясь назад, шел Камышинский.
Узел затягивался стремительно, и, казалось, нет выхода. «Что делать? Что делать?..» — лихорадочно думала Тоня. Сознание того, что она ничего не может изменить и ничему помешать, ввергало ее в отчаяние.
Чего же медлит Андрей? Он мог бы еще успеть подбежать к Федору Михайловичу и предупредить его! Почему он так неторопливо идет?.. Почему? Опять пропустит Камышинского!
Тоню трясло в ознобе.
И в это мгновение она увидела четвертого мужчину, высокого, черноволосого, в синем плаще. Он вышел из-за постамента памятника и остановился, неторопливо оглядевшись вокруг. Все в этом человеке было крупно — и голова с жестким подбородком, и руки, которыми он медленно вытащил из кармана коробку, раскрыл, достал папиросу и стал медленно ее разминать… «Федор Михайлович!» — решила Тоня. Она узнала его сразу, потому что именно таким себе и представляла.
Но почему Андрей не подходит? Куда он идет? Почему мимо?..
С другой стороны бульвара, с боковой аллеи, вдруг появился невысокий старик в вытертом ватнике. У старика был вид ночного сторожа, который провел бессонную ночь, сидя у дверей магазина, а теперь возвращается домой.
Он был уже в нескольких шагах от памятника, когда Андрей подошел к нему и попросил спички, а прикурив, повернулся и двинулся к Тоне.
Во взгляде его появилось такое острое, такое злобное выражение, что Тоню охватило предчувствие трагической неотвратимости. Вот сейчас произойдет то, чего уже никто не может предотвратить.
Выстрел!..
Тоня не заметила, как в руке Андрея появился револьвер, но услышала за своей спиной отчаянный крик и оглянулась. Схватившись руками за плечо, Камышинский медленно падал на мостовую.
И тут же раздался второй выстрел. Это человек в синем плаще выстрелил в Андрея сзади, в спину. Андрей охнул, выронил пистолет, повернулся и рухнул, ударившись головой о гранит. Лоток развалился, и ставрида рассыпалась по грязным камням.
Все произошло так быстро, так стремительно, что Тоня растерялась.
А с разных сторон бульвара уже бежали люди, и полицейский стал разгонять толпу. Откуда-то появилась крытая машина. Несколько человек в штатском под руки повели к ней Камышинского.
Тоня вспомнила о старике, похожем на ночного сторожа, поискала взглядом. Он медленно и устало шел в направлении Сабанеева моста. Тоня поспешила за ним, бросив последний взгляд на Андрея; он лежал, неловко подвернув руку под голову, из-под которой по каменным плитам расползлось темное пятно крови…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. БОРЬБА В ПЛАВНЯХ
Глава первая
— Милая домнишуара[1] Тонечка! Здравствуй!
Рядом стоял Леон Петреску. В тщательно одетом лощеном офицере трудно было узнать того растерянного, потерявшего последние надежды на жизнь человека, который еще совсем недавно из-под воротника надвинутой на лицо шинели остекленевшим взглядом следил за каждым ее движением.
Весь его облик — от сапог с твердыми, сияющими голенищами и до черных усиков, подбритых с величайшим парикмахерским искусством — говорил о высоком положении штабного офицера, уверенного в своей карьере. Он вписывался в пеструю, шумливую толпу чиновников, коммерсантов и офицеров, заполнявших вечернюю Дерибасовскую, и, казалось, наслаждался вновь обретенной свободой.
