Западня. Книга 1. Шельф - [15]

— Ты у нас преподаватель, ты и объясняй, — сказала она, отдавая их хозяину квартиры. Геолог шумно вздохнул и, прямо как маленький, погрыз кончик ручки. Потом он нарисовал две длинные скругленные ступеньки, одна из которых была совсем низенькая, а другая обрывалась куда-то в пустоту, и перечеркнул их волнистой горизонтальной линией.

— Это у нас море, — сказал он, указывая на линию, — эта низкая ступенька — материк, а вот эта — шельф. Это подводное продолжение материка, уже не суша, еще не океан. Понятно?

Лиза кивнула, зачарованно глядя туда, где вторая ступенька — шельф — обрывалась в океанскую глубину. Там была черная вода, там чудовищное давление сплющивает морской ил в твердую породу… там, в темноте, водятся монстры, зубастые рыбы с фонарями-приманками, висящими перед пастью, огромные кальмары со смертельными щупальцами, и, может, еще другие чудища, никому не известные, но смертельно опасные. Вот оно как, подумала Лиза, между сушей и бездной есть широкая полоса, уже подводная, но все еще принадлежащая материку. Ничейная полоса. И если ты поплывешь по ней… то, может быть, выберешься на сушу. А может — заплывешь в Марианскую впадину и сгинешь там во тьме…

— Состав пород там такой же, как на суше, — сказала тетя Нина, — поэтому если, например, мы находим нефть в Черноводске, то, скорее всего нефть будет и на шельфе рядом с Черноводском. Материковые месторождения мы разрабатываем давно, и они постепенно истощаются. А залежи нефти на шельфе — огромные, надо только их найти и добраться до них.

— Ты понимаешь? — спросил геолог чуть насмешливо, приметив, как постепенно расфокусировался взгляд Лизы. Она быстро кивнула и улыбнулась.

— Спасибо, — вежливо проговорила она, — кажется, я поняла.

— Вот и умница, — откликнулась тетя Нина.

Лиза болтала ногами и пила чай. Ей было очень хорошо и уютно на этой незнакомой кухне, с этими незнакомыми взрослыми. Она не понимала, почему так, и ей было слегка стыдно, — ведь бабушка с дедом лучше незнакомой тети, правда? Думать наоборот — это почти… предательство, да. Никита бы точно сказал, что это предательство, — или это он и сказал. Лиза склонила голову набок, прислушиваясь, а потом сердито тряхнула челкой и потянулась за новым бутербродом.

Снова московский аэропорт, на этот раз — Домодедово. Прохладный голос из репродукторов объявляет рейсы. От названий городов сладко захватывает дух. Магадан, Благовещенск, Чита… города дальние, незнакомые, волшебные. Хабаровск. Тетя Нина подхватывает сумку; Лиза влезает в свой рюкзачок и торопится следом. Это их рейс. Огромный Ил-62 воет турбинами. Им лететь целых восемь часов.

Высокая, очень красивая стюардесса в синем костюме поставила перед Лизой прямоугольный лоточек с курицей и рисом. Лиза не любила ни курицу, ни рис, но то — в обычной, нормальной жизни. А еда в самолете — это чуть ли не самое вкусное из всего, что она пробовала. Лиза жадно обгладывала тощую вареную ногу, запивала сладким лимонадом. Поглядывала на часики — лететь еще долго… Повозившись в кресле, Лиза свернулась в клубок и задремала.

…Она снова была на детской площадке в парке. Осень сменилась зимой, но Никита все так же сидел на «гигантских шагах» в своей легкой красной куртке. От слегка отталкивался то одной, то другой ногой, качаясь туда-сюда, и незанятые резиновые петли болтались черными змеями. Присмотревшись, Лиза вдруг поняла, что одной не хватает — карусель была рассчитана на четыре места, но петель было только три, а вместо четвертой лишь болтался на уровне роста взрослого какой-то обрывок. Почему-то это очень напугало Лизу, так напугало, что она даже не стала подходить — стояла и смотрела на Никиту. Он пожал плечами, соскочил с карусели и медленно подошел к ней.

— Я знаю хорошее место, чтобы играть, — сказал он. — Пойдешь со мной?

Лиза невольно оглянулась туда, где еще осенью стеной стояли заросли стланика. Сейчас все было завалено снегом; сугробы выглядели ровными, почти гладкими, но Лиза знала — стоит наступить туда, и ты провалишься в кустарник, застрянешь ногами в ветках, и выбраться будет очень, очень трудно… Она вспомнила, как во время урока физкультуры — в этом же парке, только чуть дальше — упала, соскользнула с лыжни и вынуждена была снять лыжи, чтобы встать. И тут же провалилась по пояс; ногу защемило в развилке куста стланика, занесенного по макушку, и, если бы не помощь учителя физкультуры, Лиза, наверное, так и не сумела бы выбраться…

— А весной бы нашли твой труп, — подсказал Никита, и Лизу затошнило. — Ты пойдешь со мной?

— Куда? — спросила Лиза.

Вместо ответа Никита взял ее за руку и повел к выходу из парка. Получалось это у него удивительно быстро: вот они прошли здание института, вот уже идут по южной окраине города, через совхоз (Лиза почувствовала острый запах силоса, запах, который одновременно напоминал ей и о канализации, и о весне). Слева мелькнула замерзшая гладь Бурундучки; Лиза поняла, что они идут по дороге в аэропорт, но тут Никита резко свернул в сторону — и они оказались на законсервированной буровой.

— Вот это место, — сказал Никита. — Отличное место, чтобы играть.