Западня для киллера - [41]

– Ты точно как твой отец! Так и закончишь жизнь свою в тюряге или на помойке.

Обиды накапливались в душе ребёнка, а мать продолжала пить и воспитанием не занималась. В один из вечеров она вошла к нему в комнату. От неё пахло водкой и табаком. Он отвернулся и не хотел с ней разговаривать, а она, разозлившись, избила ребёнка ремнём. Со злости мальчик ударил мать, обозвал шлюхой и сбежал из дома. Началась совсем другая жизнь, свободная и независимая. Прозвище Изюм он получил после ограбления магазина продуктов. Мальчишка набил полные карманы печеньем, конфетами и изюмом, который он любил с детства. Пацаны и прилепили кликуху Изюм. Когда их поймали менты, его пытались вернуть домой и в школу. Но после недели скучной школьной жизни он пустился в бега. Потом была колония для несовершеннолетних, где мальчишка окреп и заматерел, и пошло-поехало. После малолетки он вернулся домой. Мать спилась и бомжевала на помойках. Погулял он недолго, и после очередного ограбления снова сел в тюрьму. Авторитет свой поднял, загоняя грев на яму. Он бегал по зоне и находил тех зэков, кто получал посылки, бандероли или вышел со свидания. Им он старательно рассказывал о тяготах жизни в карцере и о том, что надо помогать достойным арестантам.

Так, день за днём, Изюм выбегал признание и уважение у людей. С прошлым у него было всё в порядке, тем более история об отце добавляла вес в кругу братвы. Продвигаясь по иерархической лестнице вверх, вначале он стал смотрящим за бараком, а после и за всей зоной. Грехи были, а у кого их нет, – часто он, разговаривая сам с собой, приводил такой контраргумент. Так и жил, собирая общак и запуская туда руку за деньгами и наркотой. Делал он это краснея, как голубой воришка из «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова. Врагов у него имелось предостаточно, потому что часто он кайфовал, не делясь с другими, даже с самыми близкими корешами. Кому это понравится? Зэки понимали, где Изюм берёт наркоту, но знать – это одно, а вот схватить на горячем – совсем другое. Но на воре и шапка горит, а на Изюме горела не шапка, а лицо после очередной дозы. Язык заплетался, и даже шныри определяли безошибочно, что тот накуренный.

Оставалось до звонка не много, и Изюм завёл себе календарь, в котором каждый вечер зачёркивал число и день. День освобождения был не за горами, но надо было подумать, как жить на воле, а для этого нужны были деньги. И помощники Изюма, которые тёрлись вокруг него сутки напролёт, находили лохов, которых можно легко развести и кинуть на бабки. Таких в колонии было предостаточно. Заключённые всяких мастей и национальностей, со всего бывшего Союза, отбывали наказание. И коммерсанты, и директора заводов, и депутаты… Хватало и чая, и сигарет, но деньги водились не у всех. Если у зэка находили заначку, могли закрыть на шизо и лишить свидания. А самое печальное было то, что осуждённый получал взыскание, и если приходило время идти на УДО, он лишался такой привилегии. Поэтому деньги старательно прятали, в самых потаённых местах, где угодно.

Изюм на воле имел денежную заначку, но этого было недостаточно. Аппетит приходит во время еды, и он хотел до звонка как можно больше гребануть денег. В игру он посылал проверенных пацанов, которые за час могли выиграть целое состояние. Но он доверял только одному. Это был Петруха, отчаянный и смелый малый. В игре он одерживал победу, как в бою Александр Македонский, положив противника на обе лопатки. Изюм покровительствовал Петрухе, потому что тот девять десятых от игры приносил ему. Если это был чай или сигареты, то Изюм напрягал барыгу, который искал, кому продать товар.

В дверь к Изюму постучали, на пороге с улыбкой до ушей стоял Петруха. Изюм с трудом опустил ноги на пол и мутными глазами попытался рассмотреть, кто пришёл.

– А, Петька, это ты, заходи, гостем будешь, – сказал он заплетающимся языком. Петруха понял, что Изюм под кайфом, сразу достал с потайного кармана сотню баксов и протянул Изюму. Тот взял бумажку и повертел в руках.

– Настоящая или кукла?

– Гадом буду, – сказал Петька и без спросу взял со стола печенье. – Настоящее не бывает, – закончил он.

– Кто на этот раз? – спросил Изюм, пряча деньги под подушку.

– Коммерс один, с Дальнего Востока. Денег у него куры не клюют. Я сам видел, как он достал пачку баксов и рассчитался за игру.

– Молоток, – сказал Изюм, – курить будешь?

Петруха хлопнул в ладошки от удовольствия и присвистнул.

– Откуда добро? – спросил он.

– Не твоего ума дело… Бери, пока даю, а то рассержусь и ещё по шее наваляю.

Петруха насыпал в фольгу травы и крепко-крепко скрутил её.

– Я хлебашей своих угощу, не возражаешь?

Изюм жевал кусок буженины и промычал в знак одобрения.

– Ну, я пошёл, – сказал Петька.

– Погодь, этого фраера ко мне пригласи, пускай зайдёт, понятно?

Петруха исчез так же внезапно, как и появился, а вечером в комнате у Изюма братва выбивала деньги у коммерсанта. Тот отдал всё, и ещё тысячу баксов должен был вернуть через месяц. Он понял, кто его продал, и затаил кровную обиду на своего партнёра по нардам. Братва колошматила коммерсанта долго и с удовольствием. Сначала тот не признавался, что есть деньги, а после трёх выбитых зубов сам побежал на отряд и достал из заначки доллары. Вечером у Изюма пили коньяк и ели мороженое самые блатные люди зоны, которым было глубоко плевать на чью-то разбитую и покалеченную жизнь.