Западнорусская Атлантида. Белоруссия на картах Русской цивилизации - [46]

Термины «Литва» и «Русь» могли употребляться в нескольких значениях, что впоследствии приводило к недоразумениям, а то и откровенным фальсификациям при их трактовке. В широком смысле «Литвой» называли всю территорию ВКЛ, а литвинами — подданных великого князя. Однако внутри ВКЛ под «Литвой» подразумевали лишь регион, тяготеющий к столице государства — Вильно, — в то время как восточные и южные земли, населенные славянами («русскими»), фигурируют под названием «Русь» (региональное членение уже внутри этой «Руси» здесь значения не имеет).

На основе анализа государственных и частных актов Михаил Спиридонов делает вывод, что в XVI веке «Литва в узком смысле» занимала «прежде всего этнически литовские Виленский, Вилькомирский, Ковенский, Трокский и Упитский поветы, а также следующие полностью или частично „белорусские“ поветы ВКЛ: Браславский, Виленский, Волковыйский, Городенский, Лидский, западную часть Менского, большую часть Новгородского, почти весь Ошменский и Слонимский», восточная же Беларусь наряду с североукраинскими областями относилась к «Руси». Условная граница между «Литвой» и «Русью» проходила примерно по 28˚ восточной долготы, при этом принадлежность «порубежных» населенных пунктов и земель оказывалась неоднозначной^{35}.

Нетрудно заметить, что «политическая Литва» не совпадает с Литвой этнографической. Охватывая помимо этнически литовских земель территории с преимущественно славянским или смешанным населением, она не включает в себя такую этнически литовскую область, как Жемайтия. Очевидно, связано это с тем, что ВКЛ изначально формировалось как смешанное славяно-балтское государство, поэтому его политическое ядро закономерно тяготело к зоне славяно-балтских этнических контактов, включая в себя порубежные литовские и русские области.

Таким образом, «политическая Литва» оказалась в роли «парадоксальной периферии»: окраины этнографических ареалов восточных славян и литовцев образовали политическое ядро государства, в то время как «коренные» и этнографически более «чистые» славянские и литовские области — «Русь» и Жемайтия — в это ядро не вошли.

Будучи ядром ВКЛ, «политическая Литва» закономерно определяла и направление развития государства. Именно здесь формируется специфическая «литвинская» политическая идентичность; политический класс Литвы, невзирая на этническую разнородность, выступает как единое целое. Первоначально идя по пути принятия древнерусской политической культуры, «политическая Литва» после Кревской унии осуществляет католическую переориентацию, причем в этот процесс втягивается и проживающая здесь русская по происхождению аристократия и шляхта.

Окраины государства реагируют на подобный поворот политической судьбы неодинаково. Жемайтия — этнографическая Литва, не вошедшая в политическое ядро ВКЛ, — относительно бесконфликтно обращается в католицизм. Русь, имеющая давнюю православную традицию, оказывает сопротивление окатоличиванию.

Тем не менее, до Люблинской унии православному населению довольно успешно удавалось бороться за свои права, а этнополитическая и религиозная ситуация характеризовалась высокой степенью терпимости. Люблинская уния катализировала и резко ускорила процессы полонизации и западной геокультурной переориентации литовской и западнорусской аристократии. Русская культура постепенно утрачивает роль важного государствообразующего элемента ВКЛ, вытесняется на нижние этажи социальной иерархии.

В это же время приходит конец относительной религиозной и национальной терпимости, и русское население ВКЛ оказывается не просто маргинализующимся, но и активно преследуемым элементом политической системы княжества.

Очевидно, гонения на православных ВКЛ имели глубинную историческую подоплеку. Преимущественно русский характер государственной культуры и относительная «мягкость» внутреннего устройства делали государственный проект ВКЛ на ранних его стадиях привлекательным для многих русских областей. В период максимального территориального расширения в состав ВКЛ входили земли нынешних Смоленской, Брянской, частично Орловской областей РФ, а также дальнее Подмосковье. Последующая переориентация правящих кругов ВКЛ на Польшу и Западную Европу привела к отпадению этих обширных территорий и усилению северо-восточного русского центра — Москвы.

По мнению российского политолога Вадима Цымбурского, в XVI веке Россия оформляется как особая цивилизация, обладающая относительно самодостаточным геополитическим ареалом, особой формой «огосударствленной социальности» (самодержавная монархия) и «сакральной вертикалью», то есть доктриной, легитимирующей исключительность и единственную правильность данного цивилизационного проекта^{{36, c. 217–218}}. В Москве на первоначальных этапах в этом качестве выступала концепция Третьего Рима, представлявшая Россию в качестве острова, или последнего оплота истинной веры среди потопа ереси и безверия.

Выступая в качестве русского цивилизационного проекта, Россия, очевидно, становилась привлекательной и для значительной части населения древнерусских земель, оказавшихся в составе ВКЛ и Польши. Исповедуя православие и считая себя русскими, эти люди закономерно видели в Москве защитника и гаранта своих политических прав и свободы совести.