Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы - [27]
По-прежнему в Польше не известен так называемый белорусский катынский список, то есть перечень 3 870 человек, которые пребывали в тюрьмах «Западной Белоруссии» и были лишены жизни на основании решения Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. Без сотрудничества российской и белорусской сторон восстановление этого списка невозможно.
Репрессии хотя и охватили все национальные группы, проживающие на землях, включенных в БССР, фактически касались главным образом поляков, которые доминировали в общественных группах, против которых они были направлены Относительно менее ощутимы были они в отношении евреев, а особенно белорусов, которые преимущественно в первое время регистрировали положительные для них тенденции, например, расширение возможностей устройства на работу в разные институты и учреждения (работники милиции, учителя и т. п.), или появление школ с белорусским языком. Следовательно, нет ничего странного в том, что создаваемые в подполье организации, целью которых была борьба за возвращение Польше независимости, объединяли почти исключительно поляков. Прежде антисоветскому подполью посвящали мало места, утверждая, что с учетом эффективной деятельности НКВД оно было слабым. Между тем, хотя органы НКВД действительно действовали очень четко, в том числе и потому, что его недооценивали конспираторы, размах борьбы за независимость был очень широким. Доказывает это Рафал Внук в недавно опубликованной работе[127]. Оказалось, что в начале 1940 г. польское подполье в советской зоне оккупации, несмотря на существенно более узкую социальную базу, численно было сравнимо с польским подпольем на территории, оккупированной немцами. В 1939–1941 гг. через разные польские конспиративные организации на восточных землях прошло 25–30 тыс. человек, из которых приблизительно 40 % — на землях, включенных в БССР. В те годы в западных областях БССР было арестовано более 6 тыс. человек, обвиненных в участии или сотрудничестве с польским подпольем[128]. Одновременно стоит заметить, что специальные службы, как советские, так и немецкие, пытались оказывать влияние на конспиративную сеть, чтобы использовать ее в собственных целях. С уверенностью можно констатировать, что эта попытка не удалась, а, например, завербованный НКВД комендант округа Союза вооруженной борьбы в Новогрудке после выхода на свободу совершил самоубийство.
Одним из существенных элементов, который влиял на ухудшение отношения к власти даже слоев, в первое время доброжелательно к ней относившихся, была экономическая ситуация. Когда в Польше после 1989 г. возникла возможность исследования истории земель, которые в 1939–1941 гг. находились под советской оккупацией, в первую очередь была поднята политическая тематика — особенно проблема репрессий. Недостаток исследований экономической истории обусловил консервацию эмоционального образа этой политики, закрепленной в воспоминаниях тех лет, ассоциирующейся главным образом с конфискацией имущества граждан, а также разных учреждений и обществ, которое массово вывозилось вглубь СССР. Политику эту можно было определить как грабительскую. Подобным образом оценивали советские историки экономическую политику польского правительства в межвоенный период. Эти самые историки в целом очень позитивно описывали экономические перемены на восточных землях после 17 сентября 1939 г, подчеркивая развитие промышленности, ликвидацию безработицы и преодоление довоенной отсталости. В этом месте стоит обратить внимание на оценки еврейских историков, которые, очерчивая продвижение беднейших групп еврейского населения, напоминали о конфискациях и репрессиях, которые коснулись тогда более богатых евреев, а также трагической ситуации большинства беженцев из центральной Польши.
Очевидно, что восточные земли межвоенной Польши были в хозяйственном отношении развиты слабо, однако экономические изменения на этих землях в 1939–1941 гг. заключались главным образом в преобразовании экономического строя, фактической ликвидации частной собственности и свободного рынка. Рост производства достигался преимущественно экстенсивными методами, посредством увеличения объема и времени труда, которые сопровождала большая расточительность средств, что часто делало производство нерентабельным. На занятых территориях органы советской власти реализовывали разные инвестиции, но, по мнению Марека Вержбицкого, в 1940 г инвестиционные расходы на одного жителя в восточной Белоруссии были в несколько раз больше[129]. Следует добавить, что расходы осуществлялись не только за счет остальной страны, так как советское государство приняло имущество здешних предприятий и учреждений, а также отдельных граждан, вместе с банковскими активами и вещами, заложенными в ломбардах. Стоит подчеркнуть, что выгодной предпосылкой для развития местной текстильной промышленности (главным образом белостокский промышленный округ) было освоение нового рынка сбыта, каковым являлась территория СССР
