Запад изнутри - [22]

   Но вот прошло еще 50 лет. Напряженная проблематичность еврейского существования остается той же. Даже более того. Пятьдесят лет после Катастрофы так усыпили инстинкт самосохранения нового поколения, что некоторые из них уже не сознают ни возможной опасности своей жизни в Диаспоре, ни актуальной опасности своему образу жизни в Израиле.

   Конечно, происходящий в реальности политический процесс переговоров с правительствами окружающих стран никакого отношения к национальной идентификации иметь не может. Ибо суть его сводится к возможной готовности руководства арабских стран перейти от стратегического отрицания существования государства Израиль к принятию его в ближневосточный клуб, предполагающее всего лишь участие в их тактической силовой игре, в которую они играют между собой. Это, конечно, большой прогресс в политике, но военные усилия, необходимость поддержания превосходства в вооружениях и напряжение на границах (не говоря о терроре) остаются тогда такими же постоянными факторами нашей каждодневной действительности, как и сейчас. Не ожидать же от правительств арабских стран, что они будут верны своим договорам с нами больше, чем они привыкли в отношениях друг с другом!

   Поскольку, однако, дискуссия была академической, в ней прозвучала естественно речь писателя А.Б. Иегошуа, который весьма убедительно набросал теоретические перспективы еврейской идентификации в Израиле в гипотетическом случае наступления истинного мира. Вряд ли эти перспективы могли бы вдохновить кого бы то ни было, но они звучали особенно неприятно для выходцев из бывшего Советского Союза.

   А.Б. Иегошуа, тонкий писатель и один из лидеров левой интеллигенции Израиля, много лет боровшийся за мир с арабами, через головы своих сторонников внезапно увидел "идеологический вакуум", т.е. попросту идейный крах, ожидающий секулярный лагерь сразу вслед за достижением мира и, как последствие этого, "ассимиляцию элементов окружающего нееврейского мира". Он догадался и не скрыл от своих слушателей, что этот вакуум - опустошение вскоре приведет к фактическому разрушению еврейской идентификации и, следовательно, к реальным опустошениям в рядах израильтян.

   Отомрет поселенческий дух и потребность в алие. Нарушится связь с еврейской диаспорой. "В стране будет много арабов: рынок, культурные связи, открытые границы... Арабам совсем нетрудно будет задушить Израиль в собственных объятиях". "Израильтяне восточного происхождения обретут легитимацию своего влечения к арабской культуре... и израильские арабы, рано или поздно, потребуют своей государственности... И тогда большая часть израильтян западного происхождения побежит на Запад из этой, становящейся все более арабской, страны. ...И может быть определенная регрессия, некое снижение уровня... Тогда встанет вопрос о влиянии на нашу секулярную идентичность американской поп-культуры". В просторечии все это называется левантизацией - и жестко связано с распространением лени, беспечности, технической малограмотности и экономической недобросовестности.

   Из материалов дискуссии трудно было уловить какое-нибудь (хотя бы и академическое) взаимоотношение между выступлениями участников и ощущениями русских евреев. Однако, оно, по-видимому, существует - как-никак, мы тоже евреи. Оно должно существовать, так как с идентификацией или без нее каждый пятый израильтянин теперь происходит из бывшего СССР и что-то такое о себе думает.

   Тогда, возможно, это со временем отразится и на мирном процессе.

   Дискуссия велась таким образом, как будто в нашей стране есть две разные основы для самоидентификации: религиозная и секулярная. Простая мысль, что для существенной части нашего народа вопрос о национальной идентификации не только не решен (ни религиозно, ни как-нибудь еще), но, в сущности, сознательно еще и не поставлен, никому из участников дискуссии как бы не приходила в голову. Между тем, сегодня и ежедневно он практически решается в каждой семье олим в Израиле и в каждой семье из оставшихся в России.

   Поскольку подавляющее большинство русских евреев не знают своей религии, они, наверное, должны быть отнесены скорее к секулярной части населения. Тогда писатель, выступавший от имени секулярного лагеря должен бы отразить и какую-то долю их чувств.

   Как ни странно было этого ожидать от сабры в седьмом поколении, он действительно отразил - очень своеобразный комплекс, характерный скорее для диаспоры, т.е. отчасти и для русских евреев, который можно было бы назвать, пожалуй, комплексом неполноценности, если бы он одновременно не сопровождался такими тонкими соображениями о нашей сугубой аномальности и уникальности: "Мы, еврейский народ, в сущности - некий андрогин, в том смысле, что мы, одновременно, нация и религия. ...Нас в какой-то момент сделали такими, изначально и по существу дефективными. Мы не можем не обратить внимания, сколько раз после того, как этот народ был создан, его хотели уничтожить. Потому что видели, что что-то здесь не срабатывает, что есть здесь какое-то противоречие, не данное к разрешению... И потому мы, нечто самопротиворечивое в самом себе, ... дефективный андрогин, никогда не могли создать для себя нормальный дом, были вынуждены бежать в изгнание, потому что только в ненормальном положении изгнания то ненормальное нечто, каковым являемся мы, могло как-то осуществить противоречие своего существования. ...Именно поэтому андрогин, каким мы все являемся, вызывал и вызывает к себе такую ужасающую ненависть. ...Потому что всегда был и остается вопрос - что это такое в действительности? Религия ли это? Или нация?"