Занзабуку - [12]

Я приготовил «лейку». Неужели мне не удастся снять эту гориллу? Меня охватило желание запечатлеть ее на пленке, и все другие мысли, даже мысли о необходимости соблюдать осторожность, вылетели из головы. Поляна была хорошо освещена, но горилла стояла в тени, и на пленке получилось бы только темное пятно на еще более темном фоне.

Когда горилла, переваливаясь, двинулась к нам, я не смог удержаться. Что, если она остановится на границе освещенного пространства, а потом опять отступит в тень леса? Мне не удастся заснять живую гориллу в ее горной резиденции. А если спрыгнуть со скалы и пойти вниз по склону? Тогда я окажусь достаточно близко к горилле, чтобы получить хороший кадр, как только она вступит на освещенную часть поляны. Я соскочил с уступа и побежал через зеленую лужайку шириной всего с дюжину ярдов, нарушая элементарнейшее правило охотников на диких животных, которое гласит: «Никогда не бегай!» В данном случае я сделал самое худшее, побежав к семье гориллы. Самец решил, что я собираюсь напасть на его супругу и детей.

Аппарат поглощал все мое внимание, и я не видел, что любопытство гориллы мгновенно сменилось дикой яростью. Зверь выпрямился во весь рост, повернулся ко мне и раскрыл рот в гневном крике. Его вопль раздался, когда я нажимал спуск затвора. Это был крик слепой и искренней ярости, от которого кровь леденела в жилах. Меня объял ужас.

Я, бросив взгляд на обезумевшую от ярости гориллу, повернулся, чтобы бежать к спасительному уступу. Обезьяна пустилась на четвереньках в погоню. Она явно намеревалась разорвать меня на кусочки. Страх, мучительный, парализующий страх сковал меня. Мне чудилось, у меня подгибаются колени и останавливается сердце. Я никогда не думал, что человек может до такой степени напугаться и не владеть собой.

Все же ноги каким-то чудом задвигались, и я помчался к скале быстрее, чем бегал когда-либо в жизни до или после этого. Я не смел обернуться и ждал, что вот-вот почувствую смертельное объятие длинных волосатых рук. Гориллы бегают гораздо быстрее, чем кажется на первый взгляд. Обезьяна схватила бы меня, прежде чем я успел добежать до уступа и взобраться на него, если бы ей не помешала яма на пути. Между мной и гориллой была неглубокая лощинка с довольно крутыми склонами. Горилле пришлось спуститься в эту впадину и выбраться из нее. Это пустячное препятствие все же задержало гориллу как раз на ту долю секунды, которой мне так не хватало.

Подбежав к выступу, я, к моему ужасу, увидел на нем лишь одного старика пигмея. Куда делись остальные? Уступ высотой три фута и тонкое копье пигмея вряд ли могли остановить разъяренную гориллу, но по крайней мере это был первый шаг к спасению. И в самый последний момент я чуть не потерял полученного преимущества. Ухватившись за край уступа, я стал заносить на него правую ногу, как вдруг с нее соскочил ботинок.

Конечно, глупо спасать ботинок, рискуя жизнью, но тогда мои действия были почти автоматическими. Я знал, что без ботинка не смогу бежать, и опустил ногу и впихнул ее снова в ботинок, теряя драгоценные секунды. Старик пигмей протянул мне руку. Я схватил ее и взобрался на скалу. Касиула и остальные пигмеи спешили к нам.

Горилла была в десяти шагах от уступа. Когда внезапно на скале появились пигмеи, зверь остановился, оскалил зубы и зарычал, его глаза пылали жгучей ненавистью. Несколько пигмеев подняли свои копья, готовясь метнуть их в гориллу. Остальные воткнули копья в землю впереди меня, и их острые концы образовали частокол.

Горилла стояла и гневно смотрела на нас. Наконец она повернулась и медленно затрусила к лесу, временами оглядываясь и угрожающе рыча, чтобы мы не вздумали следовать за ней. В нескольких футах от первых деревьев она еще раз обернулась и залаяла на нас. Это было нечто среднее между лаем собаки и тюленя, настоящий лай, не слишком громкий, но пронзительный, не угрожающий, но и никак не дружелюбный.

Семейство в кустах подхватило этот лай. Любопытные детеныши влезли на дерево, мать прислонилась к его комлю. Все они лаяли на нас, потом подняли крик их друзья и соседи, и воздух на много миль вокруг огласился какофонией резких лающих звуков.

Пигмеи перевели дух. Потом пигмей, побежавший за помощью, когда за мной погналась горилла, стал ругать двоих мальчиков. Они испугались рева гориллы и удрали.

Взрослым пришлось тащить их обратно и учить, как надо вести себя в случае нападения горилл. Из них хотели сделать настоящих мужчин, а они нарушили первую заповедь охотника и позорно бежали. Пигмей прочел им публичное наставление, и они повесили головы, не зная куда деваться от стыда.

Касиула обратился к нам: «Гориллы могут напасть на нас, если мы останемся здесь, — сказал он. — Но мы сделаем так, как вам будет угодно, — останемся и отразим нападение горилл или будем их преследовать. Что бы вы хотели?»

Пигмеи, казалось, горели нетерпением сразиться с обезьянами. Они любят мясо гориллы, но у меня не было никакого желания начинать «бой» с обезьянами. Он неизбежно кончился бы гибелью гориллы и нескольких пигмеев. Мне пришлось бы отвечать за это. Во всяком случае, я уже вкусил все прелести общения с гориллой и приказал возвращаться на плантацию.