Занзабуку - [10]

Во время своих путешествий я не раз прибегал к помощи местных жителей. Она часто необходима, и вы должны за несколько минут определить характер человека, которому доверите жизнь. Это не всегда легко. Мешает незнание его языка и различия в образе мыслей, в правилах поведения, в оценке ценностей. Но на этот раз у меня не возникло никаких сомнений.

Касиула немного знал язык кингвана, и Цезарь смог договориться с ним об условиях нашего соглашения. Если мы найдем горилл, то пигмеи получат три мешка соли и две дюжины коробок табаку. Если нет, я дам им то, что захочу, — по-моему, вполне справедливые условия.

Касиула объяснил, что гориллы постоянно «кочуют». Поэтому сначала он пошлет шесть человек на разведку. Обнаружив стадо обезьян, они вернутся на плантацию, и мы тогда пойдем прямо к стаду. Шесть пигмеев ушли, а мы остались ждать их возвращения.

В тот день Эрнстерхоф с триумфом вернулся с охоты. Два африканца несли шест, с которого свисала туша стопятидесятифунтового леопарда. Управляющий приветствовал пигмеев и подозвал одного из них.

«Взгляните на его руку», — обратился ко мне Эрнстерхоф.

Левое предплечье африканца было покрыто страшными рубцами. По его словам, он охотился вместе с другими батва, как вдруг на него внезапно набросилась горилла и стала кусать. Два его товарища метнули копья в обезьяну, она отпустила свою жертву и с воем убежала. Бедняга считал, что он легко отделался.

На следующий день возвратились пигмеи-разведчики. Они нашли стадо горилл недалеко от вершины. Касиула объявил, что рано утром мы выступаем.

Позавтракав, мы отправились в путь. С нами шли четырнадцать пигмеев во главе с Касиулой. Мы прошли по аллее между хинными деревьями, пересекли болото и углубились в чащу. Я чувствовал нервный подъем, возможно, я слегка побаивался предстоящего приключения. Но ничего напоминавшего о приключениях не происходило. Мы с Цезарем или шли, согнувшись и хватаясь руками за лианы, или ползли на четвереньках вверх по крутому склону. Через четверть часа мы могли думать только о том, как продираться сквозь густые заросли.

Лианы, ползучие растения, молодая поросль, кусты, папоротники, бамбук, ветки больших деревьев — все это переплелось и перепуталось, и чаща казалась мне непроходимой. Я с удивлением смотрел, как Касиула раздвигает этот барьер, проскальзывает сквозь него и исчезает, не оставляя за собой никакого отверстия. Африканцы работали мгусу — орудием с длинной деревянной ручкой и похожим на турецкую саблю железным секачом, насаженным на нее. Пигмеи ловко прорубали туннель в гуще растений, я старался не отставать от них. Но пигмейский туннель был для меня слишком низким, и мне приходилось идти согнувшись. Я старался не обращать внимания на высокую крапиву и ветки, цеплявшиеся за одежду. На пигмеях же были лишь набедренные повязки.

Было жарко, царила полутьма. Мы не видели голубого неба, пока не добрались до вершины. Один раз, проползая на четвереньках под упавшим деревом, я заметил рядом хамелеона. Он молниеносно выбросил язык и слизнул какое-то насекомое, затем исчез в листве.

Подъем становился все круче, я тяжело дышал и через каждые несколько шагов спотыкался или соскальзывал вниз. Тогда Касиула останавливался и протягивал мне конец копья. Я хватался за него и продолжал карабкаться вверх.

Прошло два часа. Мое сердце тяжело билось в груди, в висках стучало, было трудно дышать. Оглянувшись, я увидел, что Цезарь устал не меньше. Пигмеи же двигались без видимых усилий. Они шли вдвое медленнее обычного, чтобы мы могли не отставать от них. Я вынужден был скомандовать привал. Пигмеи ждали нас терпеливо, но с видом любезной снисходительности к этим двум белым, которые с таким трудом взбираются на простую гору.

Пока мы отдыхали, я всматривался в мрачную темень леса и удивлялся, зачем взял с собой аппарат. Даже с самыми лучшими линзами и чувствительной пленкой здесь не удастся получить ни единого кадра. Я мог заснять гориллу только на поляне или прогалине, а их здесь было немного. Теперь мне стало понятно, почему в книгах о путешествиях помещают, как правило, снимки убитой гориллы. Застрелив обезьяну, ее относят на освещенное место и там фотографируют. Карлу Экли первому удалось заснять гориллу на кинопленку после года «охоты» за этим животным.

Снявшись с привала, мы вскоре вышли на слоновью тропу. По ней идти было легче, но затем тропа отклонилась в сторону, и нам опять пришлось прорубать путь сквозь густые заросли. Я очень устал, и мы все чаще и чаще устраивали трехминутные привалы. Один раз мы задержались подольше и перекусили.

Недалеко от вершины заросли были прорезаны слоновьими тропами. Подъем кончился, идти стало легче, и я понял, что мы достигли вершины. Все больше попадалось следов различных животных. Пигмеи шли осторожно и бесшумно. Я пытался подражать им, но безуспешно. Хрустели ветки под моими ногами, шелестела раздвигаемая мною листва, и казалось, на полумилю вокруг обитатели леса знают, что сквозь заросли продирается белый человек.

Вдруг Касиула остановился и указал на свежие следы слона. Через несколько минут он указал на новый след: это был совсем свежий след гориллы с ясными отпечатками пятки и пальцев. Легкая дрожь охватила меня, когда я понял, что всего четверть часа назад здесь прошла горилла.