Занятные истории - [33]

Российскому отцу

Вышила овцу,

Сих ради причин,

Чтобы мужу дали чин.

Резолюция министра Державина:

Российский отец

Не дает чинов за овец.

В.А. Жуковский (1783–1852)

В 1840 году знаменитый поэт Василий Андреевич Жуковский приезжал в Москву и жил в ней некоторое время. Друзья и почитатели его таланта задумали угостить его обедом по подписке; несколько человек, распорядителей этого праздника, приехали к Жуковскому, чтобы пригласить его, и вместе с тем показать ему, кто именно будет на обеде.

Жуковский сначала не хотел и смотреть списка лиц, пожелавших выразить ему свое внимание; но, когда ему прочли этот список, он попросил, чтобы одно лицо непременно исключили. Это был один пожилой профессор.

– Я не хочу слушать, какие о нем ходят толки, – говорил добродушно Жуковский, – но я не в силах простить ему одной обиды.

При этом он рассказал, как года три назад, когда наследник цесаревич, обозревая Москву, посещал в сопровождении Жуковского университетские лекции, этот профессор целый час выводил Жуковского из терпения чтением ему в лицо и в торжественной обстановке чрезвычайно льстивых восхвалений его таланту и т. п.

– Этой бани я не могу забыть, – заключил Жуковский.

* * *

Некто Олин, плохой писатель и бедняк, с целью поправить свои плохие обстоятельства, вздумал разыграть в лотерею свою единственную ценную собственность, какую-то фамильную табакерку. Олин явился к Жуковскому, который охотно взял у него десятка два билетов, один оставил у себя, остальные роздал многочисленным знакомым. Олин собрал сумму, в четверо превышавшую стоимость табакерки, и разыграл лотерею. Выигрыш пал на билет Жуковского. Когда Олин принес ему табакер ку, Жуковский подарил ему обратно свой выигрыш. Месяца через два Олин опять явился к Жуковскому с предложением взять несколько билетов на вторичный розыгрыш той же табакер ки. Жуковский не взял ни одного билета, но, заплатив однако деньги за пять, с ласковой улыбкой сказал:

– Боюсь опять выиграть; если выиграю во второй раз, то уж не возвращу вам выигрыша.

Когда близкие знакомые пеняли Жуковскому за его излишнюю деликатность с таким человеком, он отвечал, смеясь:

– Эх, господа, не браните его, – бедность и не до этого доводит.

* * *

Ежедневно с утра на лестнице, ведущей к квартире В.А. Жуковского, толпились нищие, бедные и просители всякого рода и звания. Он не умел никому отказывать, баловал своих просителей, не раз был обманут, но его щедрость и сердоболие никогда не истощались. Сумма раздаваемых пособий доходила в иной год до 18 000 ассигнациями и составляла более половины его доходов. Он говорил:

Я во дворце всем надоел своими просьбами, – и это понимаю, потому что и без меня много раздают великие князья, великие княгини и в особенности императрица. Одного князя Александра Николаевича Голицына я не боюсь просить: этот даже радуется, когда придешь просить; потому я в Царском Селе и таскаюсь к нему каждое утро.

* * *

К празднику Светлого Христова Воскресения лицам, находящимся на службе, обыкновенно раздавали чины, ленты, награды. Поэтому в это время обычно происходил оживленный обмен поздравлениями. Кто-то из подобных поздравителей раз пришел к Жуковскому во дворец и говорит ему:

– Нельзя ли поздравить и ваше превосходительство?

– Как же, – отвечал поэт, – очень даже можно. А с чем именно, позвольте спросить?

– Да с днем святой Пасхи.

* * *

Умирая, Жуковский позвал свою дочь и сказал: «Поди, скажи матери: я теперь нахожусь в ковчеге и высылаю первого голубя – это моя вера, а другой голубь мой – это терпение».

Н.М. Карамзин (1766–1826)

Когда Карамзин был назначен историографом, он отправился к кому-то с визитом и сказал слуге:

– Если меня не примут, то запиши меня.

Когда слуга возвратился и сказал, что хозяина дома нет, Карамзин спросил его:

– А записал ли ты меня?

– Записал.

– Что же ты записал?

– Карамзин, граф истории.

* * *

Успех Карамзина на литературном поприще приобрел ему много завистников и врагов, злоба которых выражалась в довольно-таки тупых эпиграммах. Кто-то, например, сочинил, после появления статьи «Мои безделки», следующую эпиграмму.

Собрав свои творенья мелки,

Француз из русских написал

«Мои безделки».

А уж, прочтя, сказал:

Немного лживо,

Лишь надпись справедлива.

Так как эта эпиграмма приписывалась Шатрову, то Дмитриев, друг Карамзина, ответил:

Коль разум чтить должны мы в образе Шатрова —

Нас Боже упаси от разума такого.

И.А. Крылов (1769–1844)

Прогуливаясь по галерее Гостиного двора, Иван Андреевич Крылов нередко заходил в проходе к Лукьянычу отведать его пирогов, которые всегда действительно были хороши. Как-то дедушке Крылову они не понравились.

– Что это, Лукьяныч, у тебя пироги все хуже да хуже становятся… Ведь я бы и сам их лучше изготовил…

– Ах, Иван Андреевич, – ухмыльнулся ядовитый ярославец, – где уж вам… Ведь вы сами только что писали: «Беда, коль пироги начнет печи сапожник».

Иван Андреевич добродушно рассмеялся и больше не делал Лукьянычу замечаний, а в минуты оплошности хватался за голову и говорил:

– Ах, я сапожник!

* * *

Графиня С.В.Строганова однажды спросила баснописца Ивана Андреевича Крылова, почему он не пишет более басен?