Заново рожденные - [41]

Казалось бы, смерть заслуживает большего внимания, ведь она повсюду — обычно не в какой-то ужасной или насильственной форме, но как часть жизни, от которой никуда не деться. Задумайтесь: население планеты сейчас составляет семь миллиардов человек, то есть в течение ближайших ста лет случится как минимум семь миллиардов смертей. Это приблизительно семьдесят миллионов смертей в год!

Но, возможно, мы не задумываемся о смерти как раз из-за ее повсеместности и неизбежности. Психологи Шелдон Соломон, Том Пищински и Джефф Гринберг потратили почти три десятилетия на исследование того, почему и как люди избегают мыслей о смерти. Выводы, к которым они пришли, сформулированы достаточно сложно, но при этом они очень интересны, представляя собой набор принципов под условным названием «теория управления страхом». Начинают исследователи с простого наблюдения: мы, люди, — единственные существа, способные отвлечься и задуматься о самих себе, о своей жизни и своем будущем. Мы задаем неудобные вопросы, такие как «Кто я?», «Что мне делать?» и «Что меня ждет в будущем?». Косвенным следствием этой склонности к рефлексии является то, что в конечном счете мы неизбежно приходим к осознанию — в будущем наша жизнь закончится. Мы смертны, и мы знаем это. Если бы мы руководствовались только логикой, то пришли бы в ужас. Это неотвратимый смертный приговор, который будет приведен в исполнение через несколько десятилетий, и то при условии, что мы не окажемся в числе неудачников, которые покинут этот мир раньше из-за смертельной болезни или в результате несчастного случая. Но совершенно очевидно, что большинство людей вокруг нас не живут в постоянном страхе. Почему?

По мнению Соломона, Пищински и Гринберга, в процессе эволюции у людей сформировался сложный набор бессознательных механизмов защиты, помогающих им справляться со страхом смерти. Основной из них — обусловленная культурой картина мира. Например, согласно христианскому учению, Бог создал нас и наделил способностью выбирать между добром и злом, и если мы будем делать выбор в пользу добра, то окажемся на небесах. Если вы воспитывались в рамках этой традиции, вам наверняка говорили, что вы будете жить вечно, если соответствуете задаваемым культурой стандартам поведения.

Эта мысль может показаться странной, но одним из главных преимуществ нашей культуры может быть то, что она заставляет нас поверить в жизнь после смерти. Даже светская культура — культура потребительства, носителями которой мы все, хотим того или нет, являемся, — дает нам шанс на символическое бессмертие в таких формах, как наследство, которое мы оставляем после себя, предприятие, которое мы основали, произведения искусства, которые мы создаем, и дети, которых мы растим. Таким образом, наша культура помогает нам справиться со страхом, обещая бессмертие, но только при выполнении одного условия — мы должны соответствовать задаваемым ею стандартам. Пока мы делаем то, чего от нас ждут, то есть добиваемся успеха, одобрения, положения и денег, мы продолжаем существовать в той или иной форме. Мы можем сказать себе: «Я такой хороший человек / Я занимаюсь таким хорошим делом / После меня останется столько всего хорошего / Меня все уважают, а значит, я точно не умру молодым, и внезапная смерть мне тоже не грозит». Да, это не совсем логично, но и люди нелогичны. Тем не менее в этом есть некое подобие логики, которого достаточно, чтобы отвлечь нас от страха перед неизбежным концом.

Как показывают исследования, такое отрицание смерти может иметь серьезные последствия. Во-первых, мы оказываемся привязанными к картине мира, определяемой культурой. Если, например, я полагаюсь на обусловленную культурой веру в жизнь после смерти для защиты от переживаний, которые может вызвать осознание предопределенности смерти, тогда все, что может противоречить этой картине мира, рассматривается как потенциальная угроза. Эта идея привела исследователей к гипотезе, согласно которой напоминание о смерти, пусть даже и в ненавязчивой форме, чаще всего укрепляет уверенность людей в правоте картины мира, закрепленной в их собственной культуре, и заставляет их с пренебрежением относиться к другим культурам. Иными словами, они становятся еще более предвзятыми.

В 2005 году немецкие психологи Ева Йонас и Иммо Фриче совместно с создателем теории управления страхом Джеффом Гринбергом опубликовали в Journal of Economic Psychology удивительные результаты исследования, посвященного этой проблеме. Сказав участникам, что они изучают «потребительское и телезрительское поведение», они незаметно включили в анкеты также и ряд вопросов для оценки убежденности людей в превосходстве немецкой культуры — например, какую машину они предпочтут, если им придется выбирать между немецкой маркой и иностранным производителем, насколько, по их мнению, немцы внешне привлекательнее иностранцев и в какой степени немецкая кухня лучше других кухонь. И вот что особенно интересно: половина участников была опрошена в районе с большим количеством магазинов, остальные — в непосредственной близости от кладбища. Предполагалось, что вид кладбища должен был пробудить в респондентах мысли о смерти, то есть ввести их в состояние, которое ученые называют осознанием смертности. Никаких других различий, кроме того, что одна из групп состояла из людей, проходивших мимо кладбища, не было. Анализ ответов показал, что участникам, которых опрашивали рядом с магазинами, приблизительно одинаково нравились как немецкие, так и иностранные товары и традиции. Что касается людей, которых опрашивали рядом с кладбищем, то, как это ни удивительно, они с большей теплотой отзывались обо всем немецком, демонстрируя меньшую симпатию к иностранным товарам.