Заново, как в первый раз [Сборник рассказов] - [14]

— Старался? Ты сломал девочке жизнь.

— Я думал, что наглядно тебе всё показал. Она уже сломанная. Всё, на что она пригодна — попользоваться и выбросить на помойку, как я и поступил.

Егор икнул от обиды, из ноздрей вырвались две струи пахнущего серой дыма. Со всех сторон свистели и кричали, солнце блеснуло в окне на втором этаже школы: кто-то из учителей выглянул посмотреть, что за шум. Он сделал шаг, всего шаг, который, казалось, разогнал его почти до шестидесяти километров в час и на скорости впечатал в кулак Матвея. Подросток рухнул, как подрубленный, бывший приятель нависал над ним, словно колосс, ноги которого, против ожидания, оказались железобетонными.

— И в самом деле, — сказал Матвей, — ты только что открыл мне глаза. Вы два сапога пара. Девочка-пустышка и обиженный на весь мир мальчишка.

— Зачем же ты со мной дружил? — с трудом ворочая языком, спросил Егор.

— Не знаю, — пожал плечами Матвей. Казалось, он вот-вот протянет руку, и всё может стать как прежде. Но он не протянул, а если бы и протянул, Егор не стал бы за неё хвататься. — Действительно, не знаю. Как возникает дружба в наши с тобой годы? Почти всегда на пустом месте. Дом без фундамента… ничего удивительного, если его свалит землетрясение, или сильный порыв ветра, или даже проезжающий мимо грузовик.

Он повернулся и ушёл, а Егор всё лежал, чувствуя, как по щеке стекает кипящая едкая слюна, упивался этим чувством. Зрители начали расходиться, из окна школы что-то одурело верещала Антонина Васильевна, преподаватель географии.

Потом он встал, огляделся, стряхнул с коленей мусор и побрёл домой.

11

Егор снова начал ходить в школу. Учебный год тёк, как ни в чём не бывало. Этой реке было всё равно, что в ней мыли испачканные в крови руки, что рыба всплывает кверху брюхом, а недавний ураган сбросил в свинцового цвета воды несколько столетних древесных стволов, равным образом символизирующих дружбу, уверенность в себе и самооценку. С учительских трибун всё чаще звучали настойчивые призывы подумать о будущем.

Егора занимали другие мысли. Почему Настя перестала посещать занятия. Изо дня в день он садился на заднюю парту, всегда пустовавшую, и ждал, вертя в пальцах карандаши и боясь моргнуть, чтобы не пропустить искру заблудившегося в её волосах лунного света, желанного, как золотой слиток. Но серость будней ничего не нарушало. Егор будто предчувствовал, что ему уготована другая дорога, дальняя дорога, у которой, возможно, никогда не будет конца. В первый день подружка Насти сказала учителю, что девушка болеет. На второй и третий она отвечала уже не так уверенно. Начали ходить слухи… разные.

— По врачам её таскают, — говорила на перемене Маша Селивёрстова. Егор остановился неподалёку, чтобы послушать. — А те только руками разводят, говорят, что уникальный случай. А потом делают осмотр и говорят, мол, не от чего лечить. Всё же видно — прямо через кожу.

Она замолчала, увидев, что Егор слушает. Тогда он подошёл и спросил:

— Как она держится? Ты часто с ней общаешься? Не нужна ли ей помощь?

— Если и нужна, то не от тебя, — сказала Маша, засмеявшись. Её никто не поддержал: с некоторых пор за Егором закрепилась репутация не то больного какой-то неизлечимой болезнью, не то просто безумца, словом — изгоя, возникшая, как считал сам Егор, практически на пустом месте. И даже Олле и другие школьные забияки старались обходить его стороной в своих жестоких забавах.

Причиной была в первую очередь метка кометы, которая всё явственнее отражалась на внешности Егора: чёрной окантовкой вокруг ноздрей, дурным запахом изо рта и почти непрерывным звуком кипящей жидкости, явственно слышным во время контрольных и самостоятельных работ, и бравшим начало в животе Егора. Но сам он отмечал и другие перемены, тревожные звоночки где-то глубоко внутри, которые шептали ему: «Почему ты всё время так беспокоишься? Ты что, пуп земли?»

«Нет, — отвечал он сам себе, — совсем наоборот…»

«Тогда, может, ты человек, который упал в ловчую яму и сейчас умирает, истекая кровью, пронзённый десятком кольев? Может, ты человек, которого забыли на другой планете в огромном оранжевом кратере, полном песка? Зачем ты себя жалеешь?»

Первое время Егору снилось, что он теряет себя, выпадает из чего-то большого и уютного и, раскинув руки, падает в огромный океан. Потом эти сны прошли, и сердце будто бы немного отпустило. Даже бабушка отметила, что он стал лучше есть и реагировать на её шуточки.

На самом деле причины для волнений всё ещё были. Она. Егор даже разузнал адрес и предпринял вылазку.

— Настёна никого не хочет видеть, — сказал отец девушки, крупный, потеющий мужчина, который вышел на крыльцо в домашних штанах и майке на лямках.

— Скажите, насколько всё плохо?

Мужчина сдвинул брови.

— Ты сюда посмеяться, что ли, пришёл? Мою дочь в последнее время преследуют всякие… шутники.

Говорил он не слишком уверенно. Видно, внешне Егор не слишком походил на людей, которые любят позубоскалить над чужим горем. Было такое ощущение, что отец Насти махнул рукой на свою внешность, и шевелюра, пользуясь безразличием к себе хозяина, отросла почти до плеч.