Заносы - [30]

Начальник вошел в нашу комнату мрачнее тучи.

– Старший лейтенант Михайлов, зайдите ко мне! – и вышел.

Ребята переглянулись – тон майора не предвещал ничего хорошего. Леша поправил портупею и отправился к начальнику.

Раскаты командирского гнева через тонкие переборки свободно проникали в нашу комнату, и все поняли – случилось что-то из ряда вон выходящее. Через двадцать минут Леша вернулся. Не реагируя на вопросительные взгляды сослуживцев, подошел к своему большому столу и бросил на него какой-то цветной журнал. Обреченно опустился на стул и, подперев голову руками, молча уставился на яркую обложку. Потом, словно очнувшись, глубоко и с болью вздохнул. Обвел комнату невидящим взглядом и грохнул мощными кулаками по большому столу.

– Ебицкая сила! Три года коту под хвост!

– В чем дело, Леш?! – повскакали со своих мест сослуживцы.

– Вот! – Леша кивнул на журнал, не желая к нему прикасаться.

– Да объясни ты, что случилось!

Леша раскрыл журнал и хлопнул по нему ладонью. Мы столпились вокруг. Во весь разворот журнала была изображена карта Аляски с Алеутскими островами, а на ней очень знакомые значки и линии. Надо всем этим большими яркими буквами алел заголовок: «White Alice».

Удивительно, что журнал этот не был сильно секретным или даже для служебного пользования. Его просто купил в киоске Джуно, наш человек. Непрямым путем журнал оказался в Союзе, и вот попал к нам.

Обидно! Ну, что им стоило подождать немного!

Так вот, походя, небрежно, бездумно хорошему человеку карьеру угробили! Нет все-таки у нас должного взаимопонимания, хоть мы и стратегические союзники. И вообще, нельзя так легкомысленно относиться к секретной информации!

Берите пример с нас! Мы самим себе ни в чем не признаемся! А вы?! Ну, куда спешите? Зачем?!

Письмо дружбы

Как библейский Экклезиаст, как английский философ Бекон и как многие другие, я, в свою очередь, тоже не могу обойти молчанием вопрос о знаниях. С предыдущими товарищами согласен и полностью разделяю их мнения. Но у меня в результате накопленного опыта и наблюдения армейской жизни сформировался свой вывод: меньше знаешь – крепче спишь, знаешь чуть больше – везде найдут, разбудят, с выпученными глазами – скорей! срочно! – поволокут на ПЦ. «Как бы ни война!» – думаешь спросонья. Но, если янки нанесли ядерный удар по центральной России, мы пока в безопасности, а вот если наши шарахнули по Анкориджу или Сиэтлу – нам здесь, советским шпионам, крышка! Но, слава Богу, никто никого не бомбил, обычная лабуда, а вся ночь кувырком, и днем уже не поспишь.

Саша Матвиец знал больше всех, и его постоянно таскали. Потом я пообвык, приноровился – меня стали.

Почиваю, как обычно, а большом Лешином столе. На полу по периметру шесть тарелок обогревателей излучают красноватое тепло. «Don\'t worry be happy…» – звучит приятная во всех отношениях песня. И будто я не на холодной советской Чукотке в шапке и тесных валенках, а в плавках на теплом пляже под Лос-Анджелесом.

Но недолго музыка играла! Стук, треск, гам, тарарам!

– Скорей! На ПЦ! Бегом! Перехватили важное сообщение!

И на холод, по снегу, под ветром, согнувшись в три погибели.

Спускаюсь в бетонный бункер приемного центра, а там человек пять около буквопечатающего аппарата столпились, хмурят лбы над каким-то длинным листом бумаги. Толик сегодня за главного. Как бы ни очередная хохма, думаю. Надо быть начеку.

– Посмотри! – Толик говорит. – БПА выдал портянку – разобрать ни хрена не можем! Может, вообще не по-английски?

Беру я эту широкую ленту, а на ней столбиком слова и фразы – текст, к позывным самолетов и моей Амчитке совершенно никакого отношения не имеющий. Язык английский, но смысл уловить не могу – слишком много незнакомых слов. А где и могу, слишком уж неправдоподобно получается. Даже переводить неловко. Может, это какой-нибудь шпионский шифр?! Хоть и не хочется показывать свою некомпетентность, попросил словарь. Поискал. В большом словаре Мюллера таких слов нет. Послали за Сашей.

– Товарищ лейтенант, – молодой ему сходу, – перехватили важное сообщение! Даже переводчик разобраться не может!

Взял Саша эту портянку, посмотрел и рот раскрыл. Потом закрыл. Почесал затылок, улыбнулся смущенно.

– Да-а-а…

– Смотри, здесь и адресата нет, – тычет пальцем в бумагу Толик. – Кому это послание? По смыслу можем догадаться? И вообще, что здесь?

Саша обвел всех смущенным взглядом.

– Это нам, – говорит.

– Как это?! – все опешили.

– Это они нам прислали, – повторил Саша.

– Не может быть?! – вся смена недоуменно уставилась на него. – Как это они могут нам послать?!

– А что там? – осторожно спросил Толик.

– Это все нецензурные выражения в наш адрес, – смущенно говорит Саша. – Засекли, наверное, что мы за ними следим.

– Ну и козлы! – удивился Толик. – Я от них такого не ожидал.

Мы тоже от них такого не ожидали. И такими словами они нас нехорошими! Даже для армии. И как обнаружили?! Мы же за горами!

Наше счастье, что Саша во время учебы жил с неграми и усваивал английский в разных аспектах. А то в наших словарях многих слов не хватает и даже народных пословиц. Например, «Once a housemade (housemaid?) – never a lady» – цензура не пропустила в словари по причине оскорбительного отношения к рабочему классу. Нецензурные выражения не пропустили, потому что нельзя ругаться. Разные капиталистические, антисоветские штучки нам тоже знать не положено – агитация. Даже целые науки есть антисоветские! Нам можно только критику в их адрес читать. А иностранные языки, они в большинстве своем капиталистические. Тем более, английский – самый капиталистический из всех! Мы его очень осторожно изучали. Так что, спасибо неграм, которые помогли Саше выучить английский язык целиком. Он и русский хорошо знает, а украинский для него родной. Но ни на одном из трех языков, несмотря на свои полновесные знания, Саша не ругается. И не любит, когда другие ругаются. Выходит, знания, даже если ими и не пользоваться, – все равно сила.