Заниматься любовью, как порнозвезда - [28]

Глава пятая

Я ринулась на Джека, едва он переступил порог, вернувшись из тату-салона.

— Где мои деньги, твою мать? — заорала я.

Джек даже не потрудился соврать.

— Я немного позаимствовал, — сообщил он. — Я думал, ты не будешь против.

— Хрен я тебе не против! — кричала я. — Нам ко всем чертям надо сваливать из этого сраного клоповника!

— Я в курсе, детка, — сказал Джек. — Именно это я и пытаюсь сделать. Я думал, что сумею приумножить деньги в «Золотом самородке».

Джек любил целить высоко, он был игроком. Просто я не ожидала, что играть он станет на мои деньги.

— А ты поработай, — проронил он, высыпая пару дорожек на кухонный стол. — За неделю все восстановишь.

— Скотина! — Я двинула ему кулаком в спину. Положить ему было и на меня, и на мои деньги.

Я поклялась, что вновь заработаю деньги, а Джека оставлю к чертям собачьим. Затем склонилась над столом и ахнула несусветную порцию метедрина, изгнав из мыслей отдаленные воспоминания о Лос-Анджелесе, Сьюз Рэндалл и Никки Тайлер. Я проделала такое впервые за последние полгода. Такая доза должна была услать меня на орбиту. Принимать наркотики для забавы или для расслабухи куда безобидней, чем делать это на нервах… К примеру, чтобы забыть о том, что твой собственный парень украл твои сбережения.

В Лас-Вегасе есть нечто подобное отраве. С каждым днем, проведенным там, я все больше утрачивала чувство реальности происходящего. Даже Дженнифер, единственная моя настоящая подруга, постепенно отдалялась от меня, погружаясь в мир отношений с парнем. Казалось, чем лучше, чем восхитительней становился для меня Лос-Анджелес, тем хуже делался Лас-Вегас. Я стремилась к успеху — но где-то в глубине души чувствовала себя недостойной, словно бы не заслуживающей этого. И я постоянно наказывала саму себя — неуверенностью, наркотиками… и Джеком. Каждый раз, уходя из дома, я была уверена в том, что Джек обманывает меня. И, возвращаясь, обшаривала дом в поисках улик, а порой даже следила за Джеком, когда он куда-нибудь отправлялся. Такое поведение было ниже моего достоинства. Пусть в эмоциональном плане между мною и Дженнифер, а затем и Никки, существовала куда более глубокая связь — я все же оставалась в полной зависимости от Джека, отчасти потому, что чувствовала его отчуждение, и это причиняло мне боль. Я ненавидела его за это. И за это же любила.

После очередной нашей перепалки я голышом плакала в прихожей, утирая пену, буквально выступившую на губах от всех моих тирад и воплей. Внезапно меня охватило желание позвонить папе. Я тосковала по Тони, и мне хотелось убедиться, что он жив и здоров. Последнее, что я слышала о брате после разговора с папой, — это что отец пригласил их с Селеной пожить у него, под его присмотром. Папа помог своему брату, Джиму, открыть собственное дело в сфере недвижимости, а Тони привлек в качестве партнера — рассчитывал, что это вернет его в колею. Но Тони по-прежнему вяз в наркотиках и постоянно воровал у отца вещи, чтобы их загнать.

Я позвонила папе домой, но никто не снял трубку. Сначала я не придала этому значения и просто продолжала позванивать. Но когда ни назавтра, ни на следующий день, ни еще днем позже на звонок так никто и не ответил, меня охватила тревога. Я промучилась в неизвестности пять дней и наконец попросила Джека, чтобы он отвез меня к моему старому дому — я решила поискать их на месте.

Впервые со дня своего бегства я возвратилась домой. Мы подъехали; входная дверь оказалась незапертой и открытой настежь. Что-то было не так. Телевизор включен. На кофейном столике — полупустая бутылка пива. И надрывающийся телефон.

Я сняла трубку. Но там уже царило молчание — успели отсоединиться. Не в силах сдержать себя, я заплакала. Где они, что с ними случилось? Конечно, не самая крепкая у нас была семья — но это все же лучше, чем никакая, и только это сейчас казалось важным.

Я позвонила бабушке, но и у нее никто не отвечал. Все, что сумел выдавить из себя Джек, было: «Что за чертовщина стряслась с твоим папой?» В тот момент до меня даже не дошло, насколько фальшиво это прозвучало.

Две недели прошло без каких бы то ни было известий о папе, Тони, Селене и бабушке, и я уже боялась, не влип ли Тони в такую передрягу с наркодельцами, что они в отместку похитили или поубивали всю мою семью. Я была сокрушена.

Тогда-то и зазвонил телефон. Я подползла к трубке. Послышался женский голос: Сьюз Рэндалл. Она продала большую часть снимков с первых фотосессий и хотела, чтобы я попозировала еще. Я на неделю махнула в Лос-Анджелес, поселившись у Никки. И это были одни из худших дней в моей жизни — покинув Лас-Вегас, я ровным счетом ничего не могла сделать для своей семьи. Я приняла решение: как только вернусь домой — обращусь в полицию.

Однако по возвращении в Лас-Вегас меня ждала новость. «Звонил твой папа, — говорилось в записке, оставленной Джеком на кухне. — Он не может сообщить, где находится. Что-то там произошло, и им всем пришлось уехать. Он тебе скоро позвонит».

Минуло еще две недели, прежде чем отец вновь дал знать о себе. Он звонил из автомата в Южной Дакоте. Что именно случилось, он не сказал, но заверил, что они с Тони не натворили ничего плохого. Они запихнули Селену и бедную мою бабушку в грузовик и пустились в бега. При всех своих недостатках папа всегда сам распоряжался своей жизнью, но сейчас голос у него был совсем как у моего братца — затравленный и отчаянный.