Занимательно о космологии - [27]

Но напрасно пытался бы пытливый читатель искать в архивах работы, опубликованные в счастливый падуанский период. Нет, о серьезной и кропотливой научной работе Галилея знали только его немногочисленные друзья. И не потому, что профессор Падуанского университета страдал излишней застенчивостью. Отнюдь. Дело в том, что большинство своих работ по динамике он считал незаконченными.

У Галилея много биографов. Автор должен признаться, что раньше образ ученого не вызывал у него особой симпатии. Молодость беспощадна и ортодоксальна в суждениях. Официальное, внушенное со школьных лет звание «мученика науки», которое сопровождало всегда имя Галилея, казалось несовместимым с отречением и покаянием старого профессора, вызванного на суд инквизиции в Рим. Юная душа автора кровожадно требовала от «мученика» смерти за идею в пламени костра, а не отречения. Преодолеть это чувство помогли годы и знакомство с Галилеем-человеком.

В 1609 году это был рослый, крепко сколоченный сорокапятилетний мужчина с отменным здоровьем, блестящими глазами и роскошной рыжей бородой. И занимался он не одной только наукой. Преподавательская нагрузка Галилея составляла один час в неделю. Тут времени должно было хватить не только на научные изыскания. И Галилей, говорят, не чуждался благ мирских. Он любил вкусно поесть, не отказывался от кубка, охотно одевался в красивую одежду и даже, закройте глаза, благочестивые ханжи, имел троих детей, не будучи никогда официально женат. Галилей любил успех, и его выпало немало на долю этого жизнерадостного человека. А то, что он при случае мог прихвастнуть… ну так, во-первых, ему было чем, а во-вторых, он был настоящим итальянцем.

В 1609 году Галилей из письма французского посланника узнал об изобретении в далекой северной Голландии удивительного «снаряда, способного приближать отдаленные предметы». В том же письме прилагалось и описание указанного снаряда, сделанное корреспондентом «со слов очевидца». Пробовали вы когда-нибудь воспользоваться свидетельством «очевидца»? Если нет — ваше счастье. Построить подзорную трубу по описанию посланника было не легче, чем разобраться в принципе действия пылесоса, пользуясь инструкцией по эксплуатации. Правда, не каждый владелец пылесоса Галилей. Падуанский профессор все-таки отшлифовал стекла в своей мастерской и собрал из них зрительную трубу, которая приближала… в три раза.

Подумаешь, скажет искушенный читатель: театральный бинокль! И будет прав, тем более что качество изображения у современного театрального бинокля во сто крат выше, чем у трубы Галилея. Разница заключается в том, что профессор соорудил первую в Италии трубу. И она показалась падуанцам чудом. Когда Галилей поднимался на башню, чтобы полюбоваться с помощью «удивительного снаряда» видом, очередь к окуляру типа очкового стеклышка выстраивалась не меньшая, чем сегодня на Выставке достижений народного хозяйства к новому космическому кораблю.

Приехавший гонец от Венецианского совета весьма прозрачно намекнул, что совет был бы не прочь получить сей инструмент. И Галилей широким жестом тут же вручил свою трубу гонцу, не преминув заметить, что «изобретение» стоило ему многих трудов и что он самолично «вывел его из тайных правил перспективы». Можно усомниться в искренности профессора. Но сказывалась некая всеобщая склонность к хвастовству, столь обычная и столь же мало осуждаемая в счастливые времена Возрождения. Сказывалось и слишком маленькое жалованье…

Вторая труба Галилея увеличивала уже в восемь раз. И вот тут-то ему и пришла в голову великолепная идея: посмотреть через «снаряд сей» на небо. То, что открылось его взору, было поразительным. Согласно Аристотелю Луна должна была быть гладким шаром, а она оказалась изрытой кратерами и загроможденной горами. Венера показала фазы такие же, какие наблюдались и у Луны. Это доказывало, что орбита Венеры лежит ближе к Солнцу, чем земной путь, и подтверждало теорию Коперника. Наконец, Млечный Путь рассыпался на мириады звезд, разрушив версию о своем туманном составе.

Наконец-то сферы Аристотеля, замыкавшие мир, лопнули, как гнилые скорлупки, открыв взору человечества бесконечность вселенной. Впрочем, человечество, держась за спасительный консерватизм, смотреть в телескоп на звезды не торопилось. И когда веселый рыжебородый великан предлагал ученым-коллегам убедиться в правдивости его слов, то часть, безусловно более благоразумная, отказывалась, а те, кто был не в силах противостоять искушению, заглядывали одним глазком, отскакивали, крестились… А потом уходили задумчивые, бросая осторожные взгляды на здание, где заседали обычно члены конгрегации святой инквизиции.

«Посмеемся, мой Кеплер, великой глупости людской. Что сказать о первых философах здешней гимназии, которые с каким-то упорством аспида, несмотря на тысячекратное приглашение, не хотели даже взглянуть ни на планеты, ни на Луну, ни на телескоп. Поистине как у кого нет ушей, тот не услышит, так и у этих глаза закрыты для света истины. Замечательно, но меня не дивит. Этот род людей думает, что философия какая-то книга, как „Энеида“ или „Одиссея“, что истину надо искать не в мире, не в природе, а в сличении текстов. Почему не могу посмеяться вместе с тобой? Как громко расхохотался бы ты, если бы слышал, что толковал против меня в присутствии великого герцога Тосканского первый ученый здешней гимназии, как силился он логическими аргументами как бы магическими прельщениями отозвать и удалить с неба новые планеты…»