Занавес, господа! - [33]

Я, конечно, принялась Сергея Павловича успокаивать. Наговорила кучу разных разностей про тайну следствия, про деликатный подход к каждому, кто задействован в этом деле, про то, про се… Кажется, он мне поверил, хотя и заметил, что чувствует себя перед Виктором, в чьих благих помыслах нисколько не сомневается, крайне неловко.

Я бы тоже еще несколько дней назад нисколько не усомнилась в благих помыслах Хана. Все мы знали, что у него есть свои мастера. В свое время он пристроил к ним Струевых с их стареньким "Запорожцем", на котором те ныне ездят разве что на дачу. Марина Ивановна считает, что приличным людям поехать сегодня на такой колымаге по городу — все равно что явиться на банкет в валенках. Виктор и Кавешниковым предлагал услуги своих мастеров, но у них были свои. Так же, как и у меня, — мне Виктор тоже предлагал.

Мне очень хотелось верить, что сегодняшний звонок Виктора — чистое совпадение. Но я не могла поверить, что Потоцкий жив, а "Волгу" Кавешниковых никто не трогал. А потому я обязана была сомневаться. И задаться кое-какими вопросами. Ну, например. Если машину брал Виктор, то, даже не спрашивая — зачем, любопытно узнать: как ему попали ключи? Далее. Случайность или нет, что Виктор вернул машину нынешней ночью? Если случайность, то и такое бывает, а если его кто-то предупредил о нашем вчерашнем визите? При некотором полете фантазии вполне можно предположить, что этот кто-то живет, допустим, в девятиэтажном доме, окна которого выходят на гаражи. Тогда звонок Виктора вполне мог быть пробным шаром — попыткой выяснить, поднялся ли шум из-за исчезавшей машины и обнаружилось ли, что ее ремонтировали? Хотя забрасывать пробные шары — это, скорее, для людей с пошаливающими нервами. То есть не для Хана. Да и зачем ему, который не слезает с собственного автомобиля, понадобился чужой? И что он с ним сделал? И вообще: это имеет какое-то отношение к убийству Глеба?

В коридоре давно все стихло, но Погребецкий не появлялся. Я догадалась, что Валентина уволокла его в свое логово. Ну что ж, пусть финансовый зверь насладится своей добычей. А я тем временем набрала номер мастерской Хана.

— Привет. — Виктор нисколько не удивился моему звонку, хотя звоню я ему обычно не чаще двух раз в год.

— Ты еще домой не собираешься?

— Нет, — сказал он.

— Можно к тебе заехать?

— Да.

Уж в чем в чем, а в щедрости на слова Виктора не заподозришь. Хотя мог бы и спросить: зачем?

Погребецкий заявился в кабинет в таком виде, словно долго отбивался от бешеных собак. Очень миленькое зрелище — расхристанный пижон.

— Валентина тебя побила? — спросила я с глубочайшим участием.

— Она хотела меня убить! — трагически произнес Игорь. — Она даже замахнулась на меня здоровенной пепельницей!

— Какой ужас! — Я попыталась уронить слезу, но безуспешно.

— Да! Ужас! На меня просыпалась часть пепла. Я вообще мог оказаться весь в окурках, если бы не увернулся!

— Ну вот, — все также участливо изрекла я, — ты слишком боишься сигарет. А чего человек боится, то и получает.

Погребецкий смерил меня взглядом, от которого подохли бы все мухи, и принялся въедливо осматривать со всех сторон свою идеально с утра выглаженную, а теперь несколько помятую, особенно в районе ворота, рубашку. Наверное, Валентина не только пыталась его пепельницей огреть, но и придушить. Вот уж воистину битва титанов!

— Игорек, — не могла я остановить свой поток ехидства. — Скажи спасибо, что тебя помяли не до, а после твоего визита к народной артистке. А то ты бы совсем не имел вида.

Погребецкий, в отличие от меня, перестроился быстрее: сменил ядовитый взгляд на любопытствующий.

— Скорость распространения информации впечатляет! — изрек он. — Тебе уже позвонили?

Я рассказала о звонке Сергея Павловича и о предстоящем визите к Хану. Игорь тоже не утаил итог своей беседы с Валерией, а заодно и разъяснил, что он забыл в чужом мусорном ведре.

Игорь, конечно, молодец, что догадался поискать газету в доме Кавешниковых. Мне вот и в голову не стукнуло. Зато я сообразила: если бы все страницы сохранились, кто-нибудь из Кавешниковых наверняка бы узрел фотографию будущего зятя. А они остались в неведении. Значит, страницу кто-то забрал. И не исключено, кто-то из нашей компании. Увидел фотографию, но промолчал. Причем, вполне вероятно, из лучших побуждений. А, может, и нет. Вопрос: когда это произошло? В субботу, в первой половине дня, Сергей Павлович принес "Досуг", вечером собрались гости, но Кавешниковы о снимке ничего не знали, а ночью мы нашли обрывок газеты в кулаке Глеба. Когда и куда исчезло остальное? Прямо-таки газетный ребус.

— Пока ничего на ум не идет, — признался Игорь.

Я призналась, что и мне тоже.

— Поехали к Хану. — Я с досадой посмотрела в окно — в кабинете все же было прохладнее.

Мы уже переступили порог, когда зазвонил телефон. На пятом звонке, если не брать трубку, телефон переключился бы на секретаршу Люду. Она человек обязательный, четко зафиксирует кто звонил, откуда и, если скажут, зачем, а потом доложит с точностью образцового сержанта. На худой конец позвонит на мобильный телефон и тем самым умножит затраты фирмы. А умножать затраты — совсем не в наших интересах. Возвращаться же — дурная примета. Если, разумеется, после не плюнуть три раза через левое плечо и не посмотреть в зеркало, что ровным счетом ничего не стоит. Не знаю, о чем думал в эти секунды Погребецкий, но трубки своих телефонов мы схватили одновременно. Как раз на четвертом звонке.