Замужем за Буддой - [16]

Я уже было собиралась отнести обе банки в гостиную, но Мудзу удержал меня. Он осторожно взял банки у меня из рук, отставил их в сторону, наклонился и поцеловал меня.

Я закрыла глаза, прислушиваясь к тому, как по всему телу разливается наэлектризованный медовый поток, заполняя каждый уголок моего естества и выплескиваясь наружу, заливая все вокруг, — его одежду, волосы, каждую пору на его теле. Я томилась в ожидании этого момента три недели.

Следует сказать, что из всех встречавшихся на моем пути мужчин Мудзу удавалось подарить мне самое большое блаженство — такое состояние, когда хочется жить вечно или тут же умереть. Он владел несравненным искусством, еще более удивительным оттого, что таилось оно под спокойной и невозмутимой внешностью. Но где-то в глубине его тела бушевал скрытый от посторонних глаз бездонный и могучий, таинственный океан страсти.

Дни шли, я все больше узнавала Мудзу и все отчетливее видела его уникальность.

Для него секс был духовным действом, окрашенным возвышенным чувством, которое присуще всем религиям Востока. Это был мистический акт с характерной эстетикой, преисполненный чистоты и мощи.

Что до меня, то литературное творчество и общение с людьми помогли мне осознать себя как личность, а секс — особенно в сочетании с любовью — позволял в полной мере почувствовать себя женщиной. Именно об этом я думала каждый раз, слушая песню «Портисхед»^{32} «Почему стоит быть женщиной».

Меня неодолимо влекла кожа Мудзу, я постоянно жаждала касаться ее. Это чувство было таким всепоглощающим, что я полностью растворялась в нем. Я сама стала воплощенной жаждой — движущейся, говорящей и ненасытной.

Такова была истина. Мне хотелось заниматься любовью с этим человеком ночи напролет. Я не могла иначе.

Не говоря ни слова, улыбаясь тихой и сдержанной улыбкой, Мудзу быстро раздел меня.

Я сидела на белой столешнице. Слева стояло огромное сверкающее блюдо. Справа — деревянные палочки для еды, венчик для взбивания и блюдце. И еще масса предметов, о назначении которых я не имела ни малейшего понятия.

И в этой суперкухне я была похожа на суперспелый, перезревший плод. Трепещущая в предвкушении наслаждения, истомившаяся и дрожащая.

— Ты вся дрожишь. Тебе холодно? — спросил он тихо. Плавным движением вынул фуросики из корзинки и укутал мне плечи.

У него ушло не больше секунды, чтобы расстегнуть молнию на джинсах, и столько же — чтобы с быстротой фокусника надеть презерватив. Это было откровенно и немного бесстыдно, но очень возбуждало.

Широко открытыми глазами я уставилась в потолок и изо всех сил старалась стонать потише. Все тело пылало, воспламененное перетекающей энергией двух начал — инь и ян. Я — инь, он — ян. Я — луна, он — солнце. Я — вода, он — гора на моем пути, незыблемая и несокрушимая. Экстаз был абсолютным, он граничил с бесчувствием. И в теплой уютной кухне мое распаленное тело взорвалось оргазмом. Я смотрела ему в глаза и лепетала:

— Я кончаю.

И в это самое мгновение я внезапно ощутила страшное опустошение и любовь одновременно. Это было умопомрачение, проникающее до мозга костей исступление. В такие моменты из груди вырывается завывающий пронзительный стон, словно в предвкушении неминуемой смерти.

— Я кончаю… — я отчаянно вцепилась в него и припала к его телу, закрыв глаза. Казалось, мы срослись тысячелетия назад и с тех пор не разлучались.

Он тоже кончил, издав при этом предсмертный вопль.

Но и на этот раз, как и прежде, у него не было семяизвержения.

Потом в гостиной мы пили теплый чай с лимоном и умиротворенно разговаривали, откинувшись на диванные подушки.

— Похоже, тебе нравится заниматься любовью на кухне, — лукаво заметила я.

— Обстановка у меня на кухне намного лучше, чем в спальне, — он смущенно улыбнулся. — А ты не думаешь, что на кухне женщина выглядит особенно женственной и привлекательной?

— Неужели? — я попыталась вообразить себя на кухне, но перед мысленным взором вставала неприглядная картина: я, как угорелая, мечусь между плитой и мойкой, растрепанная, перепачканная сажей и в засаленной одежде. — Значит ли это, что ты будешь любить меня сильнее, если я приготовлю тебе чего-нибудь поесть?

— Вот именно, — ответил он полушутя, не убирая руки с моего плеча.

— Знаешь, мне ужасно любопытно… — я приблизилась к нему и после недолгого колебания, успокоенная его ободряющей улыбкой, прошептала прямо в ухо: — Скажи, у тебя никогда не бывает семяизвержения?

Он внимательно посмотрел на меня:

— А откуда ты знаешь?

— Ну, у меня есть шестое чувство или третий глаз, называй, как хочешь, — ответила я со смехом.

— Правда? — Он нежно потерся носом о кончик моего. — Иногда это происходит. Но не часто.

— А почему? Разве это не мешает тебе испытать удовольствие, когда ты кончаешь?

Мое недоумение было искренним. В старых китайских даоистских манускриптах говорилось о том, что воздержание от семяизвержения помогает сохранить остроту восприятия и бодрость ума, продлевая жизнь и молодость. Согласно классической древнекитайской литературе, например, «Нефритовому императорскому трактату об искусстве любви», овладев тремя тысячами женщин, мужчина мог обрести бессмертие. Но в жизни я никогда не встречала человека, столь изощренного в даоистской альковной практике.