Замуж с осложнениями - [3]

— Живыми, да, — договаривает террорист за меня. Лапочка моя, ну, давай… — Значит, вы умеете лечить?

— Да, да! — Я энергично киваю. Хорошо, что он так хорошо говорит на всеобщем. С легким таким акцентом, как будто нарочно заставляет этот вялый язык звучать четко.

— Женщина? — с недоверием переспрашивает другой подошедший муданжец на своем родном.

Я еще что-то помню по-муданжски… А что им не понравилось?!

— Старый Угун говорил: «От землян жди неожиданностей», — отвечает ему мой собеседник и снова поворачивается ко мне. — Мне это нравится. Идите к детям. Алтонгирел вас проводит.

Это имя, осознаю я.

Алтонгирелу эта идея, впрочем, не особо нравится.

— Азамат, да она же просто вы…выается!

Чего я делаю, я не поняла. Слова этого не знаю…

— Ну и пусть вы…выается. Если ей с детьми спокойнее, пусть сидит с детьми, под ногами мешаться не будет. И нам не придется человека на охрану тратить.

Алтон… э-э-э… гирел не находит, что на это возразить, и велит мне отправляться к детишкам, а сам плетется следом. Он вряд ли знает, куда идти, но пользоваться этим мне незачем. Если меня посадят с детьми, которые им нужны живыми, сами же сказали, то я буду вроде как при деле. Может, еще и не убьют. Может, им за меня выкуп дадут…

Детей согнали вместе, и вой стоит оглушительный. Алтонгирел объясняет двум парням на входе в «детскую», кто я такая, сопроводив мое резюме парой непонятных эпитетов в адрес Азамата. Парни присоединяют к имени Азамата какое-то слово (ахмад, что ли, как царевич?), которое явно означает, что он тут главный. Меня весьма обнадеживает мысль, что мое предложение понравилось капитану.

Дети все-таки удивительные существа. Своих у меня нет, но я как-никак уже пять лет практикую, да и в студенчестве нянькой подрабатывала. Стоит на секунду отвернуться, как они умудряются получить по нескольку травм разных степеней тяжести в совершенно безопасном окружении! Синяки я даже осматривать не стала, тут можно с уверенностью сказать, что они есть у всех и во множестве, хотя у детской мебели на борту вообще нет углов и твердых граней. Видимо, надо было стены войлоком обить. Попалась пара расквашенных носов — упали на бегу. Еще несколько носов кровоточат на нервной почве. Почти все ревут, трут глаза грязными руками… в общем, бедлам. Но зато я — полезный член общества. Может быть, мне поставят памятник на детской площадке около дома. Мне крупно повезло, что шкафчик с медикаментами именно в этой комнате, а то пришлось бы объясняться с мрачными парнями на входе.

Когда потребность в неотложной помощи временно иссякает, я завариваю всем, включая себя, успокоительного чайку и наконец позволяю себе расслабиться. Младшие отрубаются на диване и на мне, старшие собираются кучками по углам, понимают, что я им больше ничем помочь не могу. Я приспосабливаюсь гладить каждой рукой по три головы одновременно, чем вызываю уважительные взгляды охранников.

Видимо, поверили, что я и правда врач.

Охранники оба пониже капитана, но тоже под два метра. Один стриженный почти под ноль в отличие от прочих муданжцев, которых я успела рассмотреть. И капитан, и А-лтон-ги… рел (вспомнила!), и второй охранник могут похвастаться прекрасными черными гривами.

Зажигается свет. Я подскакиваю, ненарочно бужу нескольких детей. Те, которые не спали, тоже напрягаются. Несколько минут мы все ждем, что что-то вот-вот случится, но оно не случается. Наконец появляются еще несколько муданжцев с матрацами и пледами. С ума сойти, какой сервис! Все-таки что-то не так с этими террористами. Какое-то время все стелются, постепенно расслабляются, и я даже ухитряюсь проспать эту ночь — впрок, мало ли что.

Следующий день тянется и не кончается. В космосе принято менять освещение и пейзажи в декоративных окнах в соответствии с земными сутками, по Гринвичу. Считается, что так людям легче подолгу летать. Поскольку у меня обычно дежурства сутки через двое, мне эта смена дня и ночи глубоко безразлична, солнца я и на Земле не замечаю. Зато сегодня выучила все варианты освещения Фудзиямы, электронная фотография которой висит ровно напротив моего дивана.

Нас кормят сухим пайком три раза, чай можно сделать прямо в комнате. Три ванных/туалета, совмещенных по идиотскому европейскому стандарту, обеспечивают комфорт и чистоту. Днем двое муданжцев под предводительством Алтонгирела принесли мои и детские вещи, так что можно и переодеться, и заняться хоть чем-нибудь. Книжки там почитать, в игрушки поиграть… но никто не читает и не играет, как я их ни уговариваю: все слишком нервничают. Так что я достаю вязанье, демонстративно усаживаюсь с ним посреди комнаты и пытаюсь подать пример. И подаю, часов шесть с перерывом на ужин. Не добиваюсь этим ничего, кроме того, что охранники меня начинают еще больше уважать. Ну тоже неплохо.

Вечером хожу от ребенка к ребенку, поправляю одеяла и уверенно бормочу, что всех нас вернут домой в целости и сохранности. Присаживаюсь около маленькой девочки, которая уже спит, потом прислоняюсь к стене и больше не пытаюсь заставить работать раскисший от скуки мозг.

— Этого не было в договоре, — доносится до меня раскатистый голос капитана из холла напротив нашего.