Замурованное поколение - [7]

Я сел в кресло у радиоприемника, из которого лился глухой голос французской певицы, исполнявшей песню на своем родном языке. Мне было не по себе. Я много раз сталкивался со всевозможными проблемами, порой весьма сложными, и привык решать их без особых колебаний, но теперь весь мой опыт, вся моя уверенность оказались ни к чему. Быть может, потому, что была не вполне ясна суть проблемы; а может, и потому, что какая-то часть меня отказывалась признать даже существование этой проблемы и верила, что из-за какого-то недоразумения я пошел по ложному следу. Хуже всего было, что я никого ни о чем не мог спросить, ни с кем не мог поделиться заботами и у меня не было никакой возможности провести самому или поручить кому-нибудь расследование дела, которое могло означать катастрофу для всей нашей семьи.

Оставалась лишь газета с описанием преступления — эти сведения, быть может, ответят на мой вопрос, объяснят мне так или иначе эту проблему, дадут какое-нибудь указание, следуя которому можно будет действовать, если это окажется необходимым. Мне не терпелось заполучить этот номер газеты, проглотить два полустолбца, занимавших, если мне не изменяет память, добрую часть первой страницы под рубрикой «Местная хроника». Однако, учитывая положение убитого в обществе, следовало признать, что это очень мало; я тогда удивился, но подумал, что, возможно, она была так написана по соображениям общественной безопасности, из осторожности.

При всем моем нетерпении я не смог прямо с утра отправиться за сведениями, которых так жаждал. В ту минуту, когда я собрался уходить, зазвонил телефон — срочный вызов: девочка, худосочное создание тринадцати лет, потеряла много крови, и надо было во что бы то ни стало немедленно произвести переливание. Ее мать, вдова, зарабатывавшая на жизнь уборкой квартир, не состояла ни в какой профсоюзной организации, не была членом кассы медицинского страхования и, разумеется, не могла позволить себе роскошь поместить девочку в частную клинику. Пришлось прибегнуть к услугам университетской больницы, где я провел битых два часа, пока у девочки не появились признаки улучшения. Не мог я покинуть этих двух несчастных, которых лечил много лет, ведь для них одно мое присутствие было залогом спасения.

Наверное, только около половины одиннадцатого я вошел в редакцию газеты. Пока я ехал в такси, хоть это было недалеко, я сообразил, что мог не обратить внимания на заметки о ходе расследования в последующих номерах и, стало быть, нужно просмотреть все номера газеты за неделю. Это можно сделать там же.

Швейцар или какой-то другой служащий, сидевший за столом, любезно указал мне на откидной столик, за ним я мог расположиться и искать то, что меня интересовало. Я был здесь не один: через два столика от меня какая-то девушка просматривала другую подшивку, а у входа двое мужчин погрузились в чтение сегодняшнего номера.

Я сразу взял интересовавшую меня газету за тринадцатое число, но, к своему великому удивлению, не обнаружил там того, что искал. Этого сообщения не было и в газете за четырнадцатое. Как это понять, если убийство произошло двенадцатого, точнее — в ночь на двенадцатое? Ведь именно эту дату написал Алехо на обороте фотографии.

Я продолжал просматривать газеты. Сообщение оказалось в номере за пятнадцатое число, и, начав читать его, я увидел, что датой смерти названо утро предыдущего дня, то есть четырнадцатое. С усердием принялся я за чтение сообщения, написанного цветисто и несколько несуразно, а иногда и не совсем внятно, как пишутся многие официальные сообщения. Нет надобности воспроизводить здесь целиком все три цветистых абзаца; в общем, газета сообщала, что у занимавшего высокий пост чиновника был проломлен череп в правой височной области; было нанесено несколько ударов каким-то тупым предметом, видимо, убийца хотел достичь своей цели наверняка. Труп обнаружила жена погибшего, когда она утром вошла в спальню мужа, из чего можно понять, что супруги спали в разных комнатах. Ни в спальне, ни в других помещениях не обнаружено исчезновения ценных вещей; в кармане брошенного на стул пиджака, в котором убитый был накануне, остался бумажник с деньгами. Ограбление как мотив убийства исключалось.

Газета далее поясняла, что пострадавший, скорей всего, был застигнут врасплох, когда собирался лечь в постель, полиция даже считает, основываясь на некоторых признаках — из газеты нельзя было толком понять, каких именно, — что нападавший был знаком убитому. Удары были нанесены спереди, и никаких следов борьбы в спальне не обнаружено.

Я быстро просмотрел газету за последующие дни, и у меня сразу возникло впечатление, что дело хотят замять или, во всяком случае, охладить интерес читателей к нему, так как появилась всего лишь еще одна заметка в номере от шестнадцатого числа, в которой уточнялось, что, по заключению судебного эксперта, смерть наступила за семь-восемь часов до того, как труп был обнаружен, и, таким образом, временем совершения убийства следовало считать ночь на четырнадцатое, что совпадало с датой, подразумевавшейся в предыдущей заметке, и не совпадало с тем, что было написано на обороте фотографии.