Заморский рубеж - [21]

Вооружение боевой тройки, отправлявшейся в последнее, самое трудное испытание, состояло из сабли, помещаемой наискосок за плечами, чтобы не мешать движению, двух самострелов и одной пищали, которая висела за спиной Михася, крест-накрест с саблей. Еще у них имелись ножи и один саперный топор, который мог с полным успехом выполнять роль топора боевого.

Провожает их лично сам тысяцкий со свитой командиров и начальников из своей Северной тысячи, а также наблюдателей и судей из тысячи Южной.

– Братцы-дружинники, – говорит этот суровый вояка необычно мягким и отеческим тоном, – ставлю вам учебно-боевую задачу: совершить ускоренный марш, сиречь переход, с сего рубежа до заброшенного охотничьего зимовья.

Он показывает означенный пункт на большом земельном чертеже, по-иноземному – карте, которую держит двумя руками его стремянной.

– Вы, конечно, вольны выбрать для движения любой путь, но надежнее всего идти напрямик вот по этой гряде. Почти везде здесь возвышенность, только в долинах рек, сейчас разлившихся, кое-где болота. На гряде для вас готовы всевозможные неожиданности, то бишь рубежи для стрельбы, сабельного и рукопашного боя.

Михасю показалось тогда, что слова «рукопашного боя» тысяцкий произнес с какой-то особенной мрачной интонацией. Или это ему кажется так сейчас, когда он в полубреду-полусне вспоминает произошедшие события?

– Предельное время, за которое вы должны преодолеть весь путь, вам сейчас не скажут, причем намеренно. Однако, как вы знаете, оно есть!

Так что вы должны выложиться по полной, ибо опоздание приравнивается к поражению. И еще вы, конечно, знаете, что тройка должна прибыть на конечный пункт в полном составе. Время засекается по последнему пришедшему бойцу. Если получите на огневых и боевых рубежах условное или, не дай Бог! – настоящее ранение, рука-нога раненая берется в лубки, повязка опечатывается наблюдателями, и дальше – хоть ползком. Если кто-то будет «убит» условно, то заменяет его мешок с песком, который двое других на конечный пункт притащить обязаны. Скрытно наблюдать за вами будут всю дорогу, – тысяцкий кивнул головой в сторону многочисленной группы наблюдателей, – так что хитрить бесполезно. Все должно быть по-честному! По-честному, по-честному, по-честному! Что же это за незнакомая пичуга так стрекочет? Он же знает голоса всех птиц в окрестных лесах!

Первые часы перехода проходят безо всякого напряжения, настроение у всех приподнятое, пожалуй, даже праздничное. Они бегут по хорошо знакомому лесу, в котором даже не надо поглядывать на солнце, чтобы выдерживать направление. Затем, когда начнется гряда, нужно будет учитывать рельеф, двигаться вдоль хребтов и гривок, ориентироваться на знакомые по намертво отпечатанной в памяти карте озера и речки. Ну а если выглянет солнце, тогда можно уточнить маршрут.

Легкий стремительный бег, толстый мох приятно пружинит под ногами, хорошо подогнанная амуниция и вооружение привычной тяжестью давят на плечи, но не стесняют движений. Они внимательно поглядывают по сторонам, опасаясь засады или ловушки, но больше полагаются на слух. В лесу пока царят мир и спокойствие.

На первый рубеж – стрелковый – тройка вышла через три часа. Дружинники достигли опушки обширной поляны, но, как и положено, не стали сразу выскакивать на открытое пространство, а залегли в подлеске, осмотрелись. И почти сразу увидели, что их атакуют. По тонким прочным веревкам, протянутым через всю поляну между верхушками высоченных сосен, на них ехали восемь соломенных чучел, каждое – на отдельной бечевке, опущенное до самой травы, со знакомой до отвращения дурацкой улыбкой на круглой роже. Если хоть одно доедет до противоположного края поляны «живым», тройка будет снята с испытаний, ей будет записано поражение. Самострелы Разика и Желтка тонко и нежно пропели тетивами чуть раньше, чем грохнула пищаль Михася. Три чучела дернулись, пораженные стрелами и пулей, замерли: их перестали тянуть. Михась успел сделать второй точный выстрел, его друзья выпустили еще по две метких стрелы. Соломенные супостаты едва успели проехать до середины поляны. За кустами на противоположной опушке, где скрывались невидимые наблюдатели и судьи, взметнулся белый флажок, разрешавший продолжить движение. Три руки одновременно встретились в коротком рукопожатии, негромкое «ура!» отметило первую победу. И снова – размеренный красивый бег по родному и любимому вековому лесу.

К концу первого дня они уже дышали далеко не так ровно и легко, как в начале пути. Пора уже было сделать более длительный привал, подкрепиться едой, которую еще предстояло добыть. Начался затяжной подъем, поскольку они достигли начала гряды. Они чуть отклонились от кратчайшего пути, достигли берега небольшой речки, сбегавшей с гряды, и некоторое время бежали вдоль берега, пока не увидели то, что искали: перекат из огромных валунов, за которым располагалась довольно глубокая яма со спокойной водой, где наверняка стояли хариусы или сижки. Ловко прыгая по мокрым и скользким валунам, они подобрались к самому краю ямы, увидели в прозрачной воде темные спины крупных рыбин. К стрелам с зазубренными наконечниками привязали тонкую бечевку, и боевые самострелы превратились в орудие охоты (или рыбалки?). С коротким чавкающим плюхом две стрелы врезались в воду. Через мгновение два хариуса, фунтов по восемь каждый, были выдернуты на прибрежные камни. Тут же на берегу их выпотрошили, распластали от спины на тонкие ломти нежного мяса, присолили из берестяной походной коробочки-солонки, и завтрак-обед-ужин был готов. Перья лука, изобильно торчавшие на галечной косе, и вода из речки дополнили меню. Некоторое время после трапезы они лежали на траве без движения, полностью расслабив все мышцы и даже почти отключив сознание, кроме той его части, что неусыпно бдила за окружающей обстановкой.