Заморский рубеж - [12]

Монгольские лошадки южных из-за своей низкорослости хуже брали барьеры, зато лучше прыгали в длину. Скакали они резвее, и резвость эта сохранялась на протяжении очень длинных дистанций. Конечно, в прямом столкновении и рубке строй на строй тяжелые северные кони давали преимущества их седокам, но в степной войне важнее были легкость и маневренность. Если в самом начале скачки около десятка северных дружинников, среди которых были и три друга, еще держались в первых рядах, то уже к середине южные стали постепенно отрываться и уходить вперед. Особенно увеличился отрыв после рубежа по стрельбе из лука. Здесь отстал и от южных, и от своих товарищей Михась. Он был одним из лучших в Стане стрелков из арбалета, называемого по-русски самострелом, а также многократно выходил победителем в состязаниях по стрельбе из пищали или аркебузы. А вот лук был его слабым местом. Кое-как поразив на скаку три мишени из пяти, Михась, осаживая рвущегося вперед коня, стиснув зубы, ждал, когда наблюдатель досчитает до двадцати, и уныло взирал на проносящихся мимо него соперников.

Теперь, чтобы их догнать, следовало рискнуть, и Михась с места в карьер ринулся вслед за ушедшей вперед кавалькадой. Вороной конь Бар дик, словно тоже почувствовавший обиду за то, что его зачем-то держали на поляне, без понуканий понесся широким галопом, явно стараясь изо всех сил. Он легко и с охотой перепрыгивал через препятствия, отчаянно съехал почти на самом заду с крутого песчаного берега реки и без колебаний плюхнулся в холодную воду, поплыл наискосок, борясь с сильным течением. Михась соскользнул с седла, поплыл рядом, причем не держался, как все, за луку или гриву, а лишь придерживал одной рукой ослабленные поводья, а сам изо всех сил загребал руками и ногами, чтобы облегчить и ускорить совместное плавание. Уж что-что, а плавать Михась умел. В результате предпринятых Усилий Михась с Бардиком переместились к следующему рубежу на несколько позиций вперед, обогнав с десяток дружинников из Северной тысячи. Южные и часть северных, среди которых были Желток с Разиком, скакали по-прежнему где-то впереди.

Мокрые, тяжело и прерывисто дышавшие, конь и всадник ворвались на всем скаку на рубеж для сабельной рубки и помчались по свободной дорожке навстречу трем ожидавшим их соломенным врагам. Если бы у Михася был запас времени, то он, конечно же, придержал бы коня, чтобы вернее отбить направленные на него сабли и срубить соломенные головы с мерзкими ухмылками. Но времени-то как раз и не было, поэтому опять приходилось рисковать. Михась едва успел выхватить саблю из ножен и крутануть ею над головой, разминая плечо, готовя его для рубки с оттяжкой. Соломенная голова распадется на две половинки или же слетит с соломенных плеч только при правильном ударе, при котором сабля не просто молотит, как дубина, оставляя лишь синяки и шишки, а разрезает противника, разваливает его «от плеча до седла». Рраз! Два!! Три!!! Последняя голова почему-то осталась на месте, лишь слегка покачнувшись. Михась уже ожидал свистка наблюдателя, но, еще выводя саблю из удара, чтобы она не срубила ухо собственному коню, заметил краем глаза, что тряпично-соломенный шар, бессмысленно таращась невинными голубыми глазищами, дрогнул, скатился вниз, запрыгал по вытоптанной земле. Михась издал нечленораздельный победный клич и, не сбавляя темпа, помчался дальше, свернул с поляны на узкую лесную тропинку буквально перед носом четырех соперников, еще только выходивших со своих дорожек.

Михась пришел шестым среди испытуемых из Неверной тысячи, Разик был первым, а Желток – вторым.

– Не расстраивайся, братик, – в один голос принялись утешать Михася два его товарища, когда он, дышавший так же тяжело, как и честно скакавший изо всех своих лошадиных сил Бардик, пересек конечную черту. – Завтра будет наш день.

– Ладно, братцы, прорвемся! – без особой радости ответствовал Михась.

Поскольку все испытуемые завершили скачку задолго до того, как в специально поставленных на столике у конечной черты песочных часах закончил падать песок, отмерявший предельное время, довольное начальство объявило благодарность обеим выстроившимся на рубеже полусотням. Более того, оно, выдержав эффектную паузу, объявило увольнение до утра для восстановления сил перед завтрашними новыми состязаниями, то есть отпустило всех кандидатов в строевые бойцы отдыхать по домам. Дружное троекратное «ура!» спугнуло стаи разнообразных птиц, успевших привыкнуть даже к пищальным выстрелам, часто звучащим на поляне для воинских испытаний. Птицы эти долго кружились над поляной, обиженно чирикая и каркая на разные голоса.

Со смехом и шутками испытуемые дружинники в сопровождении свободных от службы сочувствующих отвели своих лошадей в конюшню, обиходили их, как положено, и отправились в разные концы Стана, к своим жилищам. Приятели также расстались ненадолго, договорившись вскоре собраться у Михася и провести вечер, как и всегда, вместе.

Михась шел домой по лесной тропинке. Обширная территория Стана была, конечно же, обнесена частоколом со сторожевыми вышками, но внутри частокола на пространствах, не занятых строениями и различного рода площадками для упражнений, сохранялся девственный лес, густо населенный птицами и мелким зверьем. Особенно вольготно чувствовали себя здесь белки, ставшие не просто ручными, а обнаглевшие до такой степени, что занимались мелким воровством съестных припасов прямо с чердаков жилых изб, близ которых росли деревья.