Заморозь мне «Маргариту» - [26]

Глава седьмая

Выйдя из уютного кабинета Марджери и снова увидев линолеум и грязные облупленные стены, я испытала культурный шок. Размышляя о том, как быстро привыкает человек к буржуазному комфорту, я помчалась вниз – восстанавливать знакомство с пролетарским уровнем жизни. Лерч опять крутил мою кассету. Колонки вовсю грохотали «Мальчонкой Сью». Качество записи было совсем недурным, а звука – более чем предостаточно. Как многие другие театры, несколько лет назад «Кросс» неплохо заработал на лотереях, которые было разрешено проводить при условии, что прибыль пойдет на реконструкцию. Театральные шишки поняли «реконструкцию» в широком смысле и закупили дорогой музыкальный центр (помимо роскошных кожаных диванов для своих кабинетов).

Он просто думал пошутить, и многие смеялись.

Так с этим имечком с тех пор живу, терплю и маюсь.

Девчонки ржали, я краснел, сердился, убегал.

И парни тоже хохотали – мозги им вышибал.

Слушатели в подвале едва не лопались от смеха.

Я быстро рос и вырос гнусом, злодеем и скотом.

Не в силах свой позор терпеть, покинул я свой дом.

Но обойти притоны все я небу обещал,

Найти и пристрелить того, кто Сью меня назвал.

В этот момент Лерч заметил меня, убавил громкость и очень серьезно сказал:

– Это я для себя переписал, Сэм. А твою кассету положил на верстак. Ничего?

– Конечно, дурень. Все в порядке. У меня, кстати, есть и другие, ничуть не хуже. Принесу как-нибудь.

Лерч просиял. Я уже вычислила, что в силу какой-то ошибки в его воспитании этот странный парень лучше всего чувствует себя, когда его ругают или заставляют выполнять особо противные задания. Хотя, если подумать, возможно, это и не было ошибкой – родители могли намеренно запрограммировать беднягу именно таким. Польза от Лерча безусловная.

– Мне эта нравится больше, – сказал он.

– Откуда ты знаешь, ты же не слышал остальные, балбес?

– Тебе помочь не надо? – спросил Лерч, сияя на всю катушку. – Баз сказал, у тебя дел по горло.

Я посадила его заниматься разной рутинной и нудной пайкой. У него это все равно получалось лучше. Надо будет выкупить у База малыша Лерча, когда закончу здесь работать. А может, Баз согласится обменять Лерча на… скажем, ацетиленовую горелку. Она валяется где-то у меня в студии. Очень старая, но все же…

В этот момент сквозь широкие, раскатистые аккорды «Депеш Мод», явно написанные в особенно тоскливый день – члены группы, наверное, забыли делать перерывы между передозами, – я услышала, как кто-то зовет меня тоненьким голоском:

– Эй! Сэм!

– Лерч! – Я замахала руками, требуя, чтобы он сделал потише.

Тот же самый голос еще раз позвал меня в наступившей тишине:

– Сэм, ты внизу?

– Мэри! – Я прищурилась, посмотрела на свой мобиль и пожала плечами. Времени больше нет – придется остановиться на этом варианте. – Да, здесь, работаю. Спускайся.

– Кофе будешь? – спросил Лерч у Мэри, когда та осторожно обходила его верстак. Я одобрительно улыбнулась: малый очень быстро учится хорошим манерам.

– Не сейчас, спасибо. Может, позже, когда закончу с прыжками.

Она подошла к мобилю, который мы подвесили на мощный крюк. Скульптура висела очень низко, всего в двух футах от пола. Мэри молча обошла мое творение. Мы с Лерчем нетерпеливо ждали ее приговора.

Мэри принялась стаскивать с себя бесчисленные куртки и кардиганы. Она напоминала капусту: куча слоев снаружи и крохотная кочерыжка внутри.

– Ну, что скажешь? – спросила я, когда на ней осталось одно лишь трико.

Мэри непонимающе посмотрела на меня:

– О чем? А, мобиль! Я ничего не могу сказать, пока не сяду на него. У меня так всегда с бутафорией. Не могу ничего сказать, глядя со стороны.

Лерч за ее спиной жестами изобразил, как сворачивает шею курице. Он много часов возился с этой так называемой бутафорией, даже стащил несколько пучков плюща у «Вирджинии Вулф», покрасил их серебряной краской и просверлил для них дырочки в мобиле. Не было никакого смысла объяснять Мэри, что нас интересует эстетическая оценка скульптуры.

Ее мы чуть позже услышали от Салли, вошедшего в тот момент, когда Мэри перелезала со стула на мобиль. Она обвила канат руками и ногами, превратившись в еще один пучок плюща, такая же изящная и крепкая.

– Великолепно! – воскликнул Салли. В голосе его звучала искренняя убежденность.

– Правда? – спросила Мэри, хватаясь за канат. – Хорошо смотрюсь? Или, может, мне лучше чуть откинуться назад?

– Мобиль, Мэри. Но ты тоже ничего.

– Тебе удобно? – спросила я. – Учитывая обстоятельства, конечно.

Мэри стояла на мобиле, сунув ступни в углубления, которые я специально сделала. Она подняла сначала одну ногу, потом вторую и повисла на канате. Чтобы она не поранила ладони, мы предусмотрительно обмотали трос мягкой фланелью.

– По-моему, все отлично сбалансировано, – сказала она, вставляя ноги обратно в углубления. – У меня были варианты и хуже, гораздо хуже.

Я решила считать это комплиментом. Мэри откинула голову назад, причудливо взмахнула тонкой ногой, оторвала руку от каната, ухватилась за ступню и потянула ее к себе, изогнувшись замысловатой дугой. Канат натянулся, как тетива лука. Лерч, широко открыв рот, наблюдал, как Мэри ползет вверх. Она откинула голову, обхватила канат коленями и изогнулась, повиснув вверх ногами. Она была такой же гибкой и сильной, как стальной трос.