Замок в облаках - [8]

В голосе юноши прозвучала горечь, и мне ужасно захотелось спросить почему, однако дети уже отстегнулись, распахнули двери и устремились наружу. Я немедленно последовала за ними, автоматически ухватив их за белые капюшоны.

– Кстати, Дончик рифмуется со словами «пончик» и «помпончик», – вскользь заметила я.

Я услышала, как Бен расхохотался у меня за спиной:

– Ты и правда прекрасно «понимаешь» детей!

Я всё-таки обернулась. Окошко его машины поехало вниз.

– Зато я прекрасно лажу со Старой Бертой. Не веришь – спроси Павла!

Больше всего на свете мне хотелось крепко пожать Бену руку, однако обе они были заняты белыми капюшонами.

Я понизила голос:

– Большое тебе спасибо! И за то, что ты нас не переехал, и за то, что не собираешься на меня жаловаться.

На секунду Бен посерьёзнел:

– Понятное дело. Практиканты не ябедничают друг на друга.

Я просияла. Я так и знала: тот, кому Павел способен доверить Толстую Бабёху, не может быть плохим человеком!

– Я рада, что ты такой милый, хотя у тебя такой противный… – восторженно начала я и вдруг запнулась. Симпатия симпатией, но, возможно, всё же было слишком рано говорить Бену о том, как я счастлива, что он не похож на своего папочку. – Хотя тот противный спуск ужасно нас напугал, правда. – Фраза получилась до крайности неуклюжей, ну да ладно.

Я отпустила дверцу машины, и она захлопнулась.

– Гляди-ка, неужели Фанни Функе из Ахима под Бременом возит детей, порученных её заботам, в незнакомой машине, с незнакомым субъектом, без детских кресел?

Пока мы любезничали с Беном, Дон успел преодолеть расстояние от входа до парковки. Он посмотрел вслед машине Бена, свернувшей в сторону конюшни, – по всей видимости, юноша хотел скормить лошадям гостинцы как можно скорее.

Дон повернулся ко мне:

– Вопрос в том, понравится ли это господину и госпоже Бауэр из Лимбурга-на-Лане. Кто спросит их об этом: ты или я? Кстати, вот и они сами.

С торжествующей ухмылкой «оленёнок» указал на белоснежный «мерседес» семейства Бауэр, как раз в эту минуту вплывший на гостиничную парковку и остановившийся рядом с нами. Из него, возбуждённо помахивая сумочкой от «Дольче и Габбана», вышла госпожа Бауэр:

– Ку-ку! Вот вы где, мои маленькие зайчатки! Как замечательно всё получилось. Вы хорошо поиграли с вашей милой няней?

– «Милая няня»? Как же! Радуйтесь, что они вообще остались живы… – начал было Дон.

Но госпожа Бауэр не расслышала его, потому что один из близнецов в это время завопил во всё горло:

– Дончик-Дончик, сладкий пончик, толстый розовый помпончик!

А другой в это время потребовал:

– Хочу ещё-о-о раз!

Господин Бауэр тоже выбрался из машины и небрежно сунул мне в ладонь мятую купюру.

– Большое вам спасибо, что присмотрели за нашими маленькими хулиганами.

– Ха-ха-ха! – снова попытался возразить Дон. – Какая чушь! Вам ведь не придёт в голову благодарить акулу за то, что она откусила вам мизинец, вместо того чтобы оттяпать всю ногу!

По счастью, господин Бауэр не обратил на его слова никакого внимания: его неугомонные сыновья обхватили его за ноги – один за левую, другой за правую – и без умолку трещали о классной снежной горке, по которой им так понравилось спускаться.

– Ну что вы! Ваши детишки были мне только в радость, – заверила я Бауэра-старшего.

В данный момент это даже соответствовало действительности. Чуть ли не со слезами радости на глазах я наблюдала за тем, как близнецы – как бишь их звали-то? – вместе с родителями залезли в машину, помахали мне и покатили прочь.

Когда машина скрылась за поворотом дороги, ведущей в долину, Дон разочарованно вздохнул:

– Кстати, у тебя шишка в волосах, Фанни Функе, и выглядит это на редкость по-идиотски.

Я подавила в себе желание немедленно схватиться за голову и вместо этого неторопливо развернула купюру, которую сунул мне Бауэр-старший. Это была бумажка в сто швейцарских франков. Меня чуть не хватил удар.

– Этого не может быть!.. – упавшим голосом сказал Дон.

А вот и может! Ха!

– Ну что ж, мой первый рабочий день в качестве самой плохой няни на свете оказался совсем не так уж плох. – Хотя я отдавала себе отчёт в том, что глупо так наслаждаться своим неожиданным триумфом, всё же не могла удержаться и погладила Дона по голове: – Как ты считаешь, Дончик-помпончик, радость моя?

Дон криво ухмыльнулся, но даже это не лишило его обаяния.

– Как хорошо, что праздники только начинаются, правда? – спросил он, шепелявя чуть больше обычного.

Против воли у меня по спине побежали мурашки.

Улыбка Дона стала шире:

– Знаешь что? Я скажу родителям, что с завтрашнего дня хочу ходить в детскую игровую при отеле. Вы наверняка придумаете для нас мно-о-ого всего интересного! – И, проникновенно взглянув на меня своими большими карими глазами, «оленёнок» продолжил: – Почему-то мне кажется, что в ближайшее время тебе светит множество самых различных неприятностей, Фанни Функе.

К несчастью, теперь мне тоже так казалось!

3

Через подвал, где хранились лыжи, я пробралась в отель и по чёрной лестнице взлетела на свой этаж в надежде, что не встречу никого, кто бы раскритиковал мой потрёпанный внешний вид. Больше всего я боялась, что меня увидит фрейлейн Мюллер. Старомодное обращение «фрейлейн» совершенно ей не подходило: долговязая и сухопарая кастелянша всегда одевалась безупречно, неизменно держалась прямо, словно аршин проглотила, и абсолютно точно не успела застать времена, когда к незамужним женщинам всерьёз обращались со словом «фрейлейн». Дело в том, что ей было всего лишь немного за сорок. Тем не менее она настаивала, чтобы её называли именно так. Это смешное старинное слово внушало уважение и страх. Неизбежно вспоминалась гувернантка фрейлейн Роттенмайер из «Хайди»