Замок у моря - [48]

Лейтенант Кагерли был взволнован и не пытался это скрывать.

— Очень неожиданные новости, джентльмены! — пожимая нам руки, еще на пороге кабинета заявил он. — Очень неожиданные! — Он сразу прошел к своему письменному столу и взял лежавший там листок бумаги. — Послушайте, это телеграмма из Шеффилда. Я прочитаю.

Мы даже не успели сесть и слушали, стоя по другую сторону его рабочего стола.

«Донесение полицейского управления Шеффилда в Скотланд-Ярд, Лондон. Копия в полицейское управление Саутпорта.

В связи с публикацией в номере местной газеты присланных вами фотографий и объявления, сообщаем следующее.

Изображенный на фотографиях человек опознан жительницей нашего города Кэролин Конерс как Энди Конерс. Указанный Э. Конерс является сыном ее покойного брата, пропавшим из города два года назад. Кэролин Конерс сообщает следующие дополнительные приметы пропавшего юноши: небольшой шрам на полдюйма ниже левого уха, полученный им в семилетнем возрасте от разбитого оконного стекла, более заметный шрам в районе левого локтя, полученный по той же причине. Большая родинка под правой лопаткой.

Полиция предоставляет следующую дополнительную информацию об Энди Конерсе. На момент исчезновения имел полные восемнадцать лет. В школе отличался повышенными способностями, но недоучился и бросил. Занимался посредническими торговыми сделками, подозревался полицией в участии в торговле краденными и контрабандными товарами. За недостаточностью улик к суду не привлекался».

— А эти приметы, — взволновано спросил я, — шрамы, родинка — они совпали?

— В том-то и дело, джентльмены, мы сверили приметы с описанием трупа, которое всегда в таких случаях делает медэксперт. Совпадение полное!

— Энди Конерс… — задумчиво проговорил Пэро, заложив руки за спину и покачиваясь с носков на пятки.

— Это еще не вся информации, джентльмены, — Кагерли только теперь заметил, что мы стоим, и, извинившись, пригласил нас сесть. — Пришло заключение из Ливерпуля. Они ручаются, что письмо написано Майклом Холборном и никем иным.

Не могу ничего сказать про Пэро, но, судя по выражению лица лейтенанта, он, как и я, находился в том скверном состоянии, когда ум противится думать над слишком странным и запутанным клубком событий, а воля говорит, что думать, тем не менее, надо. И напрягаясь изо всех сил, я сделал такую попытку.

— Таким образом, — медленно произнес я, — Стив Харди попросту самозванец, а Майкл Холборн… направлял его действия?

— Вы совершенно правы, капитан! — обрадовавшись моей инициативе, оживился Кагерли. — И чтобы доказать это, необходимо немедленно обратиться в уголовную полицию Буэнос-Айреса. Просить срочно провести вскрытие могилы Харди-Холборна. А мы должны послать им все имеющиеся приметы для идентификации трупа. Не так ли, мсье? — обратился он к Пэро.

— Да, именно так и следует поступить. Но если уж беспокоить ваших заокеанских коллег, то нужно добавить к этому еще одну просьбу. Мы ничего не знаем о докторе Бакли, кроме того, что он имел там большую практику и высокие заработки. Пусть дадут о нем максимальную информацию, в том числе о его браке с матерью Беты. Если это, как говорится, не дело полиции, пусть кто-нибудь из чиновников нашего посольства пороется денек в архивах. — Он на секунду задумался. — Там сейчас противоположное время суток, и когда у нас наступит ночь, в Аргентине начнется день, хорошо бы не потерять этот день, лейтенант.

Полицейское управление находилось на одной из главных городских улиц, и не успела отвозившая нас домой машина проехать по ней и сотни ярдов, как я заметил мисс Бету, выходившую из дорогого магазина. Тут же был и служащий в фирменной одежде с большой красивой коробкой в руках. Судя по его виду, он искал глазами такси для богатой покупательницы. Мой друг тоже посмотрел в их сторону.

— Вот и отлично, — сказал он, — поможем нашей прелестной знакомой добраться домой. На ловца, как говорится, и зверь бежит.

Смысл последней фразы моего друга показался мне не слишком ясным, однако скоро я понял, что он имел в виду.

Мы попросили затормозить. Я пересел на переднее сиденье, а Пэро расположился сзади, рядом с девушкой и ее большой красивой коробкой.

Со свойственной ему легкостью вести разговор, Пэро сначала принялся говорить любезности о тонком вкусе нашей знакомой, о вкусах вообще, английской моде. О том, что, верно, она отличается от вкусов южноамериканской публики?

И вскоре Бета рассказывала что-то о тех краях.

— Вы, видимо, очень хорошо знаете испанский язык, мадемуазель?

— Я знаю его в совершенстве, и даже часто думаю на этом языке.

— И ваш отец, разумеется, тоже?

— О нет, большинство проживающих там европейцев и американцев обычно хорошо его понимают, но говорят плохо или, как папа, могут, но не очень любят. Стив тоже не очень любил, — добавила она.

— Вы говорили, что он вообще не любил этот Буэнос-Айрес?

— Да, не любил, хотя и прекрасно знал. Много раз истоптал его ногами, как он выражался. Я все-таки нередко заставляла его вспоминать те места. У него была отличная память. Иногда он вспоминал поразительные городские мелочи.

* * *

— Что ж, попробуем все просуммировать и взвесить, только вы, mon ami, должны мне активно в этом содействовать.