Замок Орла - [128]

Генералы не знали, чему удивляться больше – дерзости преподобного Маркиза или спокойствию его преосвященства.

Между тем священник продолжал:

– Повторяю, монсеньор, вы видите только цель и никогда не отступаете перед средствами… Марильяк – обезглавлен, Монморанси – обезглавлен, Шале – обезглавлен, равно как и многие другие, поплатившиеся головой за то, что совершили непростительную ошибку, встав у вас на пути. Вот вам мои кровавые доказательства. Спасение государства, как вам кажется, связано с сохранением вашей власти, и, возможно, вы правы! Мало-помалу, все больше проникаясь ролью властителя, вы лишаете своего повелителя – короля – его священных прерогатив. Отныне у потомка Людовика Святого и Генриха IV больше нет права миловать!.. А сам Людовик XIII, попав, в конце концов, под ваше влияние, превратился в обыкновенного соглядатая, который с легкостью выдает вам ваших врагов…

Вот средства, которыми вы пользуетесь, монсеньор. Но не могу не согласиться, цели у вас возвышенные и порой вы их добиваетесь. Вы поняли – надобно принизить вельмож перед короной и огранчить власть Австрийского дома. Задача крайне трудная! Вы признали это и довели дело до благополучного конца, не прибегая ни к чьей помощи, кроме вашего гения. Уж больно не с руки вам было опираться на вашего Людовика XIII, чья слабость в конечном счете могла обернуться для вас немилостью… Вы продвигаетесь вперед решительно, невзирая на препятствия. Против вас вооружаются принцы крови – вы сокрушаете их вместе с пособниками. Вы попираете ногами недовольных во главе с королевой-матерью и возрождающимися кликами герцога Орлеанского. Вы сметаете все на своем пути, что вам мешает. Если дорога кажется вам слишком узкой, вы раздвигаете ее, а рытвины заполняете снесенными походя головами… Но не все ли равно? Ведь все это – добро и зло – суть деяния великого человека! Благодаря вам Людовик XIII стал вторым лицом монархии, и благодаря вам же он отныне первый монарх в Европе. Вы принижаете короля – и возвеличиваете его корону!

Только слабое подергивание век выдавало несказанную радость Ришелье, которую доставляли его гордыне прямолинейные суждения преподобного Маркиза.

Он продолжал:

– Мне остается прибавить совсем немного, монсеньор. И в завершение я постараюсь коротко сказать о том, что касается нас особо. Война, которую вы объявили нашей многострадальной провинции в угоду своему тщеславию, – несправедливая и жестокая… Стая голодных волков, ворвавшаяся в овчарню, принесла бы куда меньше бед, чем ваши солдаты со своими начальниками учинили на нашей земле!.. Как франш-контиец и один из предводителей горцев, я ненавижу вас, монсеньор! Но как человек я вынужден вами восхищаться и признать вас великим!..

Маркиз замолчал.

Какое-то время Ришелье сидел, в задумчивости опустив голову.

Все, слышавшие речь пленника, поражались такому молчанию. Наконец кардинал нарушил тишину:

– Священник, – молвил он, – ваша жизнь в моих руках.

– Знаю, монсеньор, как и то, что вы собираетесь с нею сделать, а посему, оказавшись в плену, я уже приготовился предстать перед Богом.

– А если бы я оставил вам жизнь и свободу?

– Жизнь и свободу! – повторил Маркиз.

– Да. Что бы вы сказали тогда?

– Я бы сказал, что, поступая так, вы преследуете некую цель, и мне хотелось бы знать – какую. Если оказанная мне милость обернется во вред моей Родине, я откажусь.

– Стало быть, вы отвергаете мое предложение?

Маркиз воззрился на кардинала.

– Монсеньор, – сказал он вслед за тем, – я признаю за вами право послать меня на казнь, но не оскорблять.

Ришелье поднялся.

– Священник, – сказал он, – я оставляю за вами право распоряжаться своей судьбой. Как вам угодно, чтобы с вами обращались?

– Как с ровней вам, монсеньор.

– Ровней мне? – удивился Ришелье.

– Вы один из повелителей Франции, а я – гор. Мы с вами оба служим Богу. Вы кардинал, это так, но послушайте, разве мы не равны перед той же Церковью? На мне такая же красная мантия, как и на вас.

– Но зачем… – воскликнул кардинал, – зачем вы облачились в красную мантию? К чему эта постыдная насмешка над высочайшим из церковных санов?

– Неужели монсеньор, когда вам рассказывли обо мне, ничего не сказали о моей мантии?

– Мне рассказывали всякие суеверные байки и небылицы – разве я мог поверить в такое!..

– И среди прочего вам рассказали, что красная мантия – мой талисман, не так ли?

– Да.

– Вам говорили, что от нее отскакивают и мушкетные пули и даже самые закаленные клинки, так?

– Да, говорили.

– Вам сказали, наконец, что горцы с радостью идут за преподобным Маркизом в бой, памятуя о том, что их командиру не страшны никакие раны… Так вот, монсеньор, не я распространил эти глупые слухи, зато я заставил в них поверить…

– С какой целью?

Резким движением Маркиз выхватил кинжал из-за пояса господина де Фекьера, стоявшего рядом, и распорол левый рукав своей мантии по всей длине.

Французы, осознавшие лишь первое движение священника-воина, подумали, что он вознамерился лишить кардинала жизни, и накинулись на него.

Но он уже далеко отшвырнул оружие, которым только что воспользовался, и показал Ришелье свою обнаженную руку.