Замок одержимого - [37]

— Плохо дело, — проговорила сквозь судорожно стиснутые зубы волшебница, простирая обе руки, от пальцев которых в направлении дверного проема змеились яркие молнии, — я уже голод чувствую. Не растратить бы по пути всю силу… тогда с источником бороться будет нечем.

— Голод, значит? — переспросил Освальд, — не волнуйся, я прихватил из таверны… кое-чего, немножко.

С этими словами бывший бродяга достал из котомки кусок сыра, протянул товарке-волшебнице. Та, не отвлекаясь от своего, задействовавшего обе руки, занятия, потянулась навстречу. И, изловчившись, откусила, сколько смогла.

Волновалась, кстати, Равенна напрасно. Цель их пути лежала за железной дверью и сожженными волшбой сгустками Скверны.

Темница, обнаруженная по другую сторону очищенного проема, оказалась весьма просторной. Каменный пол сменился земляным — наощупь земля была рыхлой и чуточку влажной. И на этой земле, распятый на чем-то, похожем на огромное колесо со спицами, лежал человек. Голый, тощий и с серой кожей. Его пятки и кисти рук свисали со спиц «колеса», чуть ли не впиваясь в землю. Которая чуточку подрагивала, или даже шевелилась под ними.

Трудно было узнать распятого человека. Даже для сэра Андерса, знавшего его с малых лет. Истощенный и измученный, он, вдобавок, лишился половины волос. Однако глаза оставались живыми. Чуть помаргивая, они смотрели на обступивших, склонившихся над «колесом» людей.

— Помоги… избавь… — прошелестел распятый человек еле слышно, — прошу… вас.

— Эх, брат, — вздохнул сэр Андерс, уже потянувшись к мечу, — что же ты наделал? Как ты мог… о чем думал только?

— Мог? — напряженную тишину разорвал насмешливый возглас, прозвучавший откуда-то из-за спины рыцаря-изгнанника, — наделал? Этот жалкий кусок мяса ничего не мог. А тем более сделать.

Сэр Андерс и его спутники резко повернулись на этот голос — чуть ли не все разом. И увидели его обладателя: человека, вышедшего к ним из мрака. Из темной глубины лишенной даже маленьких окошек темницы.

Вернее, то был не совсем человек. Глаза его горели в темноте багровым светом. Рот совершенно лишился губ, зато был полон зубов, непривычно мелких и острых — они зловеще поблескивали, отражая свет факела. А у макушки торчали над головой два костяных нароста. Освальду, родившемуся в деревне, они напомнили бычьи рога… спиленные. Хотя, наверное, они и были рогами. Причем не спиленными, а просто не успевшими вырасти до полного размера.

— Он бы не сдался мне вовсе, — говорило это существо, лишь отдаленно похожее на человека, а голос его из ехидного превратился в глухо-заунывный, не по-человечески тягучий, — но Скверна… ей, чтобы питаться, нужна живая плоть. Живая плоть и душа… греховная. А уж грехов за сэром Рихардом хватает.

— Ты! — воскликнул сэр Андерс, несмотря на все метаморфозы сумевший узнать его, — кастелян Густав! Но как? Ты же умер… мне сказали.

— Сказали? Кто сказал? — существо, некогда бывшее кастеляном Густавом, рассмеялось жутким скрежещущим смехом, и пасть его озарилась красноватым пламенем, горевшим, словно у существа внутри, — уж не тот ли, кто много дней поставлял Скверне свежее мясо? И новых рекрутов в мое мертвое войско?

— Можно было догадаться, — с досадой пробормотала Равенна.

И взгляды четверых из пяти человек, пришедших в подземелье под донжоном, буквально впились в капитана Римаса.

— Что, капитан? — скрипело существо, — слишком долго кое-кто находился рядом со Скверной? И вот уже не совсем свободен… этот кое-кто. Вроде бы по своей воле поступает… а не совсем.

— Умри, погань! — завопил Римас и бросился на тварь, когда-то бывшую кастеляном Густавом, на ходу выхватывая меч.

Существу, однако, хватило единственного движения руки, чтобы остановить его. Всего в шаге от бывшего кастеляна, бывший же командир замкового гарнизона замер, точно врезался в невидимую стену. Застыла, как муха в янтаре, вскинутая рука, сжимавшая меч.

— Эх, не умеете вы слушать, смертные, — заунывно прогудел Густав… вернее тот, кто завладел его телом, — сказано же: в тебе тоже есть частичка Скверны. А значит, ты ее пленник и раб… мой раб.

Но, видимо, частичка, про которую он говорил, в случае с Римасом оказалась слишком мелкой. Власти, которую обрела благодаря ей тварь, вселившаяся в тело кастеляна, хватило лишь на то, чтобы остановить правую руку пожилого воина — ту, что держала меч. А вот удержать уже левую руку тот, кто когда-то был кастеляном Густавом, оказался не способен. Или, быть может, эту руку защищал амулет мастера Бренна, спрятанный в перчатке.

Так или иначе, а про амулет капитан Римас помнил. И отметив, что левая его рука свободна, никакая сила невидимая ее не держит, изловчился да, размахнувшись, врезал своему противнику сжатым кулаком. Тяжелой перчаткой из толстой грубой кожи с вшитыми в нее металлическими пластинами.

Человека… обычного такой удар поверг бы наземь. А то и вовсе мог голову снести. Но существо, которое в замке Веллесхайм знали как кастеляна Густава, человеком уже не было. Его, существо это, могучий кулак Римаса заставил лишь качнуться да попятиться на полшага.

Ну и хватку еще ослабить. Ровно настолько, чтобы Римас успел три вещи. Успел отбросить меч, сообразив, что толку от него против такого противника не будет. Успел стряхнуть рукавицу с левой руки. И успел рукой этой влепить раскалившийся амулет в лицо, прежде принадлежавшее Густаву.