* * *
По мере осмотра замок нравился Конану все меньше и меньше. Здесь было много комнат, мало мебели и почти вся она оказалась испорченной — изъеденной древоточцами, сгнившей от дождей, либо сгоревшей. Несколько скамей рассыпались при первом же прикосновении в труху, и оттуда во все стороны поползли жирные короткие черви. Большая кровать под балдахином обвалилась, ложе истлело и превратилось в грязную черную лужу. Сырость в спальне была большей, чем в других помещениях. Все стены оказались здесь в потеках нечистой влаги. В комнате застоялся сильный запах пота.
— Эту пакость даже не сжечь, — проговорил Аллек, сильно морщась. — Она насквозь мокрая.
Конан потрогал постель пальцем и поднес его к носу.
— Пот, — объявил варвар. — Это не вода. Пот.
— Ты хочешь сказать, что вся постель пропитана потом? — недоверчиво переспросил Ловес. — Весь этот матрас, и одеяла, и три подушки?
— Понюхай сам, если не веришь, — фыркнул варвар.
Ловес скривился так, как будто его вот-вот стошнит.
— Нет уж, спасибо. Лучше я поверю тебе на слово.
— Странно здесь, — произнес Элваэл задумчиво.
Что-то в его тоне заставило Аллека насторожиться. Резко повернувшись, он посмотрел на приятеля:
— О чем ты?
Тот неопределенно пожал плечами.
Одним прыжком Конан оказался возле него.
— Тебе задали вопрос! — рявкнул варвар. — Кто знает, может быть, от твоей искренности зависят наши жизни! Лучше отвечай, не то я вышибу ответ из тебя кулаками!
— Оставь его, — вмешался Ловес. — Не место и не время для ссор.
— Помолчи, миротворец, — огрызнулся Конан.
Элваэл высвободился с недовольным видом.
— Ладно, я скажу, — проговорил он наконец. — Только вот что: если кто-нибудь из вас вздумает надо мной смеяться, я сам вышибу из него дух.
— Никогда в жизни я не был так серьезен, как теперь, — заверил Конан, а Аллек просто кивнул. Мнением юного Ловеса мало интересовались.
— Когда я посмотрел на эту гнилую постель, — медленно начал Элваэл, — мне вдруг пришла в голову странная фантазия. Мне захотелось подняться в эту комнату ночью и лечь спать прямо здесь. На этих вонючих одеялах. Как будто в этом есть что-то необыкновенно привлекательное. Не знаю, откуда это желание, но оно было очень острым.
— Вот так дела! — протянул Конан. — Да, здесь нечисто. Знаешь что, Элваэл, я тебе скажу: ночью нужно будет за тобой последить. Неровен час, ты и впрямь во сне сюда явишься.
Элваэл еще раз бросил взгляд на постель и содрогнулся.
— Надеюсь, этого не случится, — сказал он. — Ну, идемте. Мы должны найти покойников, а пока что не нашли ни одного.
— Скоро отыщем, — обещал Конан с мрачным видом.
Они нашли одного. Это был, судя по одежде, немолодой мужчина, занимавший довольно высокое положение. Может быть, управляющий. Он лежал возле двери одной из комнат, скорчившись и слегка откинув назад голову.
— Перед смертью были судороги, — уверенно определил Ловес. — Он здорово мучился, прежде чем предстать перед вечностью.
— Я скажу графу, — зачем-то высказался Аллек.
Конан остановил его.
— Не стоит, по-моему, заговаривать об этом лишний раз.
— Почему? — Аллек смерил его взглядом с ног до головы. — Ты ведь у нас новое доверенное лицо его сиятельства, не так ли? Жалеешь его? По его вине погибли люди!
И погибнут еще, — сказал Конан. — И все же этот человек бросил занятия магией и предпринял самые решительные меры, чтобы не дать злу распространиться по земле. Оно ограничено этим замком. И мы здесь для того, чтобы очистить землю от последствий черного колдовства. По-моему, достойное занятие.
И он плюнул себе под ноги.
Ловес с восхищением посмотрел на варвара.
— Он прав, — объявил юноша. — Просто возьмем мертвеца и предадим его земле.
— Должны быть и другие, — добавил Конан. — Нужно хорошенько обыскать все помещения. Граф говорил о каком-то горбуне. Мол, перед ним особенно виноват.
Они спустились этажом ниже. Там «улов» оказался больше — целых три трупа. За десять лет от них остались только кости, да обрывки одежды. На костяной шее одного из скелетов до сих пор сохранилась нитка красных бус. Двое других, судя по всему, были воинами. Их шлемы заржавели, но еще не рассыпались, а мечи, источенные почти до толщины иглы, бессильно грозили кому-то невидимому.
Горбуна среди них не оказалось.
* * *
Похоронный обряд был коротким. Призвали богов потустороннего мира и принесли им в жертву немного хлеба, воды и пойманного Конаном зайца; затем все скелеты закопали в одной могиле. Граф Леофрик запечатал ее магическим знаком.
Узнав о том, что горбуна так и не нашли, он не на шутку встревожился.
— Кто он, этот горбун, о котором вы так беспокоитесь? — спросил Конан. — Что еще нам нужно знать для того, чтобы помогать вам?
— Горбун… Его звали Килдор, — заговорил граф Леофрик. — Я подобрал его мать много лет назад на большой дороге. Это была молодая нищенка, красивая, как юное божество любви. Она утратила рассудок — уж не знаю, почему. Может быть, родилась такой. Иногда я вижу ее во сне. Как она идет, пошатываясь и простирая руки. Эти белые, как будто светящиеся руки! А ведь она была настоящей нищенкой, бродяжкой без крова над головой, она побиралась у чужих людей, добрых и не очень. Одни кормили ее из жалости, другие били и прогоняли прочь, некоторые пытались травить собаками. И находились такие, что брали с нее плату за пропитание. «Это, — говорили они, — такая вещь, которую можно давать всем подряд и все же не нести ущерба». Одним богам известно, сколько раз она раздвигала ноги перед разными негодяями.
