Замок и ключ - [4]

Под нашими взглядами Ронни вытащил из кармана рубашки клочок бумаги и ручку и медленно вывел несколько цифр.

— Вот, держите, — сказал он, протягивая листок. — Чуть что — сразу же звоните!

— Обязательно, — улыбнулась мама. — Большое спасибо.

После недолгого обмена любезностями супруги наконец спустились с крыльца и пошли к машине, Ронни обнимал жену за плечи. Он усадил ее в грузовик, аккуратно закрыл дверь и только потом сам сел за руль. Дал задний ход и осторожно, чтобы не помять траву, развернулся — приемов в восемь, не меньше.

К тому времени мама уже вернулась к себе в комнату, по пути выбросив бумажку с телефоном в пепельницу.

— «Поприветствовать лично!» — ага, как же! — передразнила она Ронни. — Скорее разнюхать что-нибудь!

Мама оказалась права. Супруги всегда появлялись неожиданно, по каким-либо мелким хозяйственным делам: то поменять садовый шланг, которым мы никогда не пользовались, то подрезать осенью разросшиеся кусты лагерстремии, то соорудить во дворе купальню для птиц. Они наведывались так часто, что я научилась узнавать тарахтение их грузовичка, едва он сворачивал на дорожку, ведущую к нашему дому. Маминой вежливости хватило только на первую встречу. После того дня она не обращала внимания на стук в дверь и даже глазом не вела, когда сквозь узенькую щелочку между жалюзи в окно гостиной заглядывала Элис, чье лицо казалось мертвенно-бледным и призрачным от яркого света сзади.

Из-за того что Хоникатты так редко видели мою маму, они почти два месяца не догадывались о ее исчезновении. Честно говоря, если бы не сломалась сушилка для белья, они бы никогда ничего не узнали, и я бы по-прежнему жила в коттедже. Правда, мы за него давно не платили, и электричество вот-вот должны были отключить, но я бы выкрутилась, как обычно. Я прекрасно справлялась сама, во всяком случае, ничуть не хуже, чем с родительницей. Не очень-то большое достижение, но я гордилась собой. Словно доказала, что больше не нуждаюсь в ней, совсем как она во мне.

Сушилка полетела с шумом и запахом гари, когда поздним октябрьским вечером я готовила макароны с сыром в микроволновке. Пришлось протянуть через кухню веревку, развесить белье — джинсы, рубашки, носки — перед электрообогревателем, которым я пользовалась с тех пор, как кончился пропан, и надеяться на лучшее. На следующее утро почти ничего не высохло, и потому я надела вещи посуше, а остальную одежду оставила на веревке, решив, что разберусь после работы. Но днем приехали Ронни с Элис, якобы для того, чтобы заменить разбитую плитку на крыльце, увидели сохнущие шмотки и зашли в дом. Так все и открылось.

Я не знала о докладе, составленном работником социальной службы, до тех пор, пока не оказалась в приюте. Шейна зачитала документ вслух, и мне сразу стало ясно: автор здорово преувеличил, видно, хотел, чтобы все выглядело хуже, чем на самом деле.

«Несовершеннолетний ребенок обитает в съемном доме без водопровода и отопления. Кухня очень грязная и кишит насекомыми. Обогревателя нет. Обнаружены следы употребления алкоголя. По всей видимости, несовершеннолетний ребенок живет какое-то время без присмотра взрослых».

Вообще-то водопровод у меня работал. Просто на кухне не было воды из-за того, что лопнули трубы. Потому и грязная посуда скопилась — не таскать же воду из ванной всякий раз, когда надо сполоснуть пару тарелок. А что касается «насекомых» — у нас всегда водились тараканы, правда, без проточной воды их стало больше. Впрочем, я регулярно брызгала в углах аэрозолем. И обогреватель у меня был, только не включенный. А бутылки на журнальном столике вряд ли можно считать достаточным основанием для того, чтобы выдернуть человека из привычной жизни, даже не предупредив.

Пока Шейна читала доклад ровным, невыразительным голосом, я думала, что смогу оправдаться. Объясню все как следует, и меня отпустят домой. В конце концов, через семь месяцев мне исполнится восемнадцать, и никому не будет дела, как я живу. Но едва я раскрыла рот, чтобы высказаться по первому пункту — отсутствию водопровода, она спросила:

— Руби, где твоя мама?

Только тогда я начала понимать то, что позже стало очевидным. Что бы я ни говорила, используя выработанное годами мастерство убеждения, как бы тщательно ни продумывала аргументы — меня никто не будет слушать. Существует одно-единственное обстоятельство, и ничего тут не попишешь.

— Не знаю, — ответила я. — Она пропала.

После того как мы осмотрели дом и место для будущего пруда и пережили еще несколько неловких минут, Джеми и Кора наконец оставили меня одну и спустились вниз готовить ужин. Было около половины шестого, но снаружи уже темнело, за деревьями догорала вечерняя заря. Я представила, как в пустом желтом коттедже будет заливаться телефон, когда Ричард, мамин начальник в «Службе курьерской доставки», поймет, что мы не просто опоздали на смену, а вообще не появились. Чуть позже телефон, наверное, опять зазвонит, затем к дому подъедет машина и притормозит у окна. Какое-то время коллеги будут ждать меня, может, даже пошлют кого-нибудь постучать в дверь. Не дождавшись, торопливо развернут автомобиль прямо на аккуратном газоне Хоникаттов и уедут, взметнув из-под задних колес траву и комья грязи.