Замок и ключ - [30]

Неделя продолжалась, я по-прежнему опаздывала утром на автобус и вскоре обнаружила, что постепенно привыкаю к совместным поездкам, прогулкам через двор школы и всеобщему вниманию. Сопротивляться было бесполезно, и между мной и Нейтом установились дружеские отношения или что-то вроде того. По крайней мере, так считал сам Нейт.

Совершенно бредовая ситуация, ведь между нами не было ничего общего. С одной стороны, я — одиночка до мозга костей, эмоционально опустошенная, да к тому же из неблагополучной семьи. А кто такой Нейт? Послушный сын, всеобщий любимец и, с какой стороны ни посмотри, хороший, правильный парень. Вдобавок — как я узнала на следующей неделе — вице-президент ученического общества, король школьного вечера встречи выпускников, ответственный за связь с общественностью, бессменный участник всех благотворительных акций. Его имя постоянно упоминалось за названием очередного мероприятия, список которых ежедневно зачитывали по школьному радио монотонным голосом. Устраиваете сбор средств для экскурсии старшеклассников? Обратитесь к Нейту Кроссу. Хотите участвовать в ежегодной уборке школьной территории? Поговорите с Нейтом. Желаете, чтобы вас поднатаскали к промежуточным экзаменам? Нейт Кросс — вот кто вам нужен.

В общем, он был нужен всем, кроме меня, но людей, которые думали иначе, а также любопытных взглядов — вроде тех, что я заметила на парковке, — с каждым днем становилось все больше. Похоже, разрыв между Хизер и Нейтом произвел много шума — судя по тому, что мне рассказывали спустя несколько недель: как они начали встречаться сразу после средней школы, когда Нейт только переехал сюда из Аризоны, и что их выбрали королем и королевой бала для учеников предпоследних классов, и об их планах вместе поступать в университет. Тем не менее причина их расставания так и осталась тайной. Я не интересовалась подробностями, но услышала множество версий — он изменил ей с какой-то девушкой на пляже! Она хотела встречаться с другими парнями! — и поняла, что правды никто не знает.

Собственно, именно этим и объяснялся повышенный интерес к моей персоне. Как же, самый популярный парень школы стал появляться с новенькой почти сразу после разрыва с бывшей! Похоже на следующую главу романа, по крайней мере в глазах окружающих. Возможно, в другой школе или другом городе подобное предположение оказалось бы верным, но только не в нашем случае.

Я восприняла перевод в «Перкинс-Дей» как своего рода культурное потрясение. Ведь в новой школе все сильно отличалось от того, к чему я привыкла: от учителей (которым, похоже, здесь нравилось) до библиотеки (просторной, оборудованной самыми современными компьютерами) и кафетерия (с салат-баром и стойкой с фруктовыми коктейлями). Людей в классе было немного, особо не посачкуешь, так что пришлось поднапрячься. В школе Джексона я не входила в число отличников, но была на хорошем счету, несмотря на работу по ночам и увлечения, не относящиеся к учебной программе. Теперь у меня появилось больше свободного времени — без постоянных разъездов и приятелей, — и я выкладывалась по полной. Я говорила себе, что это напрасный труд, ведь я сбегу, как только наберу достаточно денег, и потому особо усердствовать не стоит. Но каждый день, поднявшись к себе в комнату и обнаружив, что заняться все равно нечем, доставала учебники и принималась за работу.

Даже мировосприятие учеников «Перкинс-Дей» было другим. Взять хотя бы перерыв на обед, во время которого в столовой школы Джексона разворачивались нешуточные драмы, в основном из-за тесноты, нехватки свободных мест и витающей в воздухе тревоги. Там то и дело вспыхивали драки, громкие ссоры и короткие стычки, заканчивающиеся так же быстро, как и начались. В «Перкинс-Дей» все мирно сосуществовали и в кафетерии, и на школьной площадке, а самые горячие споры обычно возникали у столика с табличкой «Помогите!», когда кто-нибудь чересчур увлекался, но и в этом случае дебаты не выходили за рамки приличия.

Столик с призывом о помощи стал еще одним новшеством, которое я не вполне понимала. Ежедневно со звонком на обед какая-нибудь группка учащихся располагалась за одним из столиков у входа в кафетерий, выставляла табличку и раскладывала брошюрки, пытаясь организовать поддержку очередного доброго дела. За первые несколько дней своего пребывания в «Перкинс-Дей» я всякого насмотрелась: от сбора подписей против голода и нищеты до просьб пожертвовать немного мелочи на приобретение нового телевизора с плоским экраном для местной детской больницы. Каждый день было что-то новенькое, еще одно благое деяние, требующее заботы: «Пожалуйста, подпишите прямо сейчас!», или «Поддержите!», или «Протяните руку помощи — то немногое, что в ваших силах».

Не поймите меня превратно, я не была ни жестокой, ни бессердечной. Подобно большинству людей я верила в благотворительность. Но после всего того, что мне довелось пережить за последние месяцы, просто не могла думать о других. Мама научила меня заботиться только о себе, и, оказавшись в новом, странном мире, я не собиралась менять приоритеты. И все же каждый раз, когда я проходила мимо столика с табличкой «Помогите!» и читала очередной призыв дня — «Марш против СПИДа!», «Купи печенье, сделай взнос в развитие раннего образования!», «Спаси животных!», — на душе у меня было неспокойно, особенно при виде стабильного потока отзывов на просьбы. Видимо, тяга к благотворительности была у здешних в крови, точно так же как у меня — стремление держаться особняком.