Замок горного короля - [4]

Меж камней стонал ветер. Вадин пошевелился, и кожа на его доспехах скрипнула о бронзу. Внизу кричали дети, ржал жеребец и чей-то фальшивый голос орал обрывки застольной песни. Король очень спокойно произнес:

— Ты рассказал прекрасную историю, чужестранец, зовущий себя моим родственником. Однако хоть я и стар, пока еще в своем уме. Как могла верховная жрица зачать сына? Разве она отказалась от своих обетов? Вышла замуж за Красного князя Хан-Гилена?

— Она не нарушала обетов и никогда не переставала быть невестой Аварьяна.

— Ты говоришь загадками, чужеземец.

— Я говорю истину, господин мой, отец моей матери.

Глаза короля сверкнули.

— Однако ты горд для человека, который, по его собственным словам, не был зачат ни одним мужчиной.

— Верно и то, и другое.

Король встал. Он был очень высок даже для своих соплеменников и башней возвышался над юношей, но и тени страха не промелькнуло на лице пришельца. Такой была и Санелин, маленькая, как ее мать из западных земель, однако абсолютно неустрашимая.

— Ты — ее живой портрет. Но тогда как же? — Его рука с жестокой силой схватила юношу за плечо. — Как?

— Она была невестой Солнца.

Как ярко светили эти глаза — ярко и страшно! Король призвал на помощь всю свою защитную силу, заслоняясь от них.

— Это всего лишь титул. Символ. Боги больше не приходят в мир, как раньше. В наши дни они уже не ложатся с дочерьми человеческими. Даже со святыми, своими собственными жрицами.

Юноша ничего не ответил, только поднял руки. Левая кровоточила там, где в плоть вонзились ногти. На правой же полыхал золотом диск Солнца со множеством лучей, заполнявший впадину ладони.

От яркого света король сощурился. Священный ужас охватил его, грозя поглотить. Но король был силен — род его восходил к сынам младших богов.

— Он пришел, — сказал сын Великого бога, — когда Санелин бодрствовала в Храме Хан-Гилена, где находится его самый святой образ. Он пришел и любил ее. От этого союза был зачат я; за это она страдала и поэтому пришла к славе. Можно сказать, что от этого она и умерла, — завистники, которые считали себя святыми, не могли вынести истинную святость.

— А ты? Почему они оставили жизнь тебе?

— Мой отец защитил меня.

— Однако он позволил ей умереть.

— Он забрал ее к себе. Она была рада, господин мой. Если бы вы могли ее видеть! Умирая, она улыбалась и смеялась от чистейшего восторга. Она получила наконец своего любимого, навсегда и полностью.

Юноша и сам улыбался, рассказывая об этом, и его улыбка лишь слегка омрачалась горем.

Король не мог разделить эту радость. Чужестранец тоже недолго предавался ей. Он уронил руки, закрывая сияние божьего знака. Теперь это снова был обычный путник, оборванный, с израненными ногами, но гордый настолько, что это граничило с вызовом. Его подбородок был вызывающе поднят, глаза устремлены вперед, но кулаки сжаты.

— Господин мой, — сказал он, — я ни на что не претендую. Если вы велите мне уйти, я уйду.

— А если велю остаться?

Темные глаза загорелись. Глаза Санелин, отмеченные солнечным огнем.

— Если вы велите мне остаться, я останусь, потому что это путь, который бог наметил для меня.

— Не только бог, — произнес король. Он поднял руку, словно желая прикоснуться к плечу юноши, но так и не сделал этого. — Теперь иди. Вымойся, ты более чем нуждаешься в этом. Поешь. Отдохни. Мой оруженосец обеспечит тебя всем, что ты потребуешь. Я еще буду с тобой говорить. — И когда юноша и Вадин собирались уйти, спросил: — Как тебя назвали, внук?

— Мирейн, мой господин.

— Мирейн. — Король произнес это имя, будто пробуя его на вкус. — Мирейн. Она дала тебе хорошее имя. — Он выпрямился. — Что вас тут держит? Идите!

2

Ее называли некоронованной королевой. По закону она была наложницей короля, пленной дочерью повстанца с Западных Окраин, матерью единственного признанного сына короля. В ее собственной стране этого было бы достаточно, чтобы сделать женщину королевой, а ее сына — наследником престола и замка. Здесь же, где отринули старых богов и стали рабами Солнца, наложница и оставалась наложницей, а сын ее считался незаконнорожденным.

Но она не впадала в отчаяние. Она занимала самое высокое положение, которое допускали эти отступники, — положение Первой леди дворца. У нее было собственное царство — женское крыло замка со всеми залами и дворами, соответствующим образом запиравшимися и защищенными, где на страже стояли ее собственные евнухи. К сожалению, они стареют, а его величество не позволяет ей купить других. Когда она несколько необдуманно предложила ему по его же выбору отправить ее молодых рабов к хирургу, чтобы сделать их пригодными для этой службы, ярость короля почти испугала ее.

Они здесь совсем превращаются в варваров. Рабов у них мало, а евнухов и вовсе нет. Очень скоро они, по-видимому, начнут носить штаны, сбривать бороды и подражать жеманному акценту южан.

Она рассматривала свое отражение в большом овальном зеркале. Когда-то это зеркало было щитом ее отца; за невероятную цену она велела посеребрить его и отполировать, чтобы никогда не забывать, откуда она пришла. Красавица девушка с глазами дикой рыси и неукротимым темпераментом, которая отражалась в нем в былые дни, уже давно исчезла. Теперь взгляд ее застыл, как рысь перед прыжком. Лицо же было по-прежнему безупречно прекрасным и неумолимым, словно маска богини.