Замок Фрюденхольм - [14]

— Да.

— Это ему не понравилось?

— Нет, конечно.

— А другие заключенные? Вы с ними не ссорились? Никто не подозревал, что вы были осведомителем?

— Нет, — улыбнулся Ольсен.

— Вы делали это умело и не давали им повода заподозрить?

Ольсен скромно улыбнулся, но полицейский комиссар подметил в его улыбке некую профессиональную гордость. Надев очки, Хорсенс снова стал листать бумаги.

— Смотрите, Ольсен, оказывается, вы имели дело и с помещиком Скьерн-Свенсеном? Вот ваше донесение. Вы, значит, получали, так сказать, месячный оклад от помещика? Насколько мне помнится, сто пятьдесят крон в месяц?

— Да, только сто пятьдесят.

— Работа была ведь не очень трудная? Помещик хотел лишь получить кое-какие сведения, не так ли?

— Очень даже трудная, черт возьми. Я шпионил за его женой.

— Вы разузнали, зачем она ездила к доктору Риге?

— Я регулярно сообщал помещику сведения. Я работал и у Риге и часто у него бывал.

— Он производил над вами опыты, не так ли? Да, полиции следовало бы поинтересоваться опытами Риге до окончания расследования дела об убийстве. Ведь доктор Риге был у жены помещика в ту ночь. На доктора также пало подозрение, не только на вас, Ольсен. Странный человек этот доктор! И странные дела творятся в его клинике.

— Да, уж действительно.

— Вы, несомненно, видели там ужасные вещи? Итак, вы были частным сыщиком у помещика Скьерн-Свенсена?

— Да, вроде того.

— А также у младшего инспектора Хеннингсена в Главной тюрьме?

— Точно.

— Мы знаем, Ольсен, что вы человек способный. — Полицейский комиссар бросил на Ольсена поверх очков свой добрейший ютландский взгляд. — Способностей у вас не отнимешь! А теперь я подумываю о том, как использовать эти способности в благих целях.

6

— Папа, почему так кричит этот человек?

— Потому что он злится.

— А на кого он злится, папа?

— На Польшу.

— Папа, а кто это «Польша»?

— Это страна, милый Нильс. Она очень далеко.

— А он злится и на нас?

— Очень может быть. Он вообще злой.

— А что он кричит?

— Я не разбираю его слов, когда ты разговариваешь, Нильс. Играй со своей коровкой! — говорит Мартин Ольсен.

—- Это не корова, это автомобиль! — И Нильс катает по полу деревянную с черными пятнами корову, гудит за нее, дает задний ход и переключает скорости.

— Выключи ты это проклятое радио! — попросила Маргрета. — Дети его боятся. А ты все равно не понимаешь, что он говорит.

На руках у нее грудной ребенок. Нильс на полу играет в автомобиль. Две девочки постарше — Роза и Герда — вырезают из старых еженедельных журналов бумажных кукол и платьица для них.

— Перевод дадут после, — говорит Мартин,—И я немножко понимаю.

— Противно слушать! — говорит Маргрета.

Радио надрывается в квартире Ольсена, как и в квартирах всех других датчан. Зловещий голос звучит повсюду. Но страшнее голоса фюрера рев его приверженцев: «Sieg Heil! Sieg Heil! Sieg Heil!»[8] —орут тысячи людей.

Теплый, светлый вечер. На дороге играют дети. На углу у магазина юноши стоят, опершись на велосипеды, иногда взвизгивают девушки, звенят велосипедные звонки и монеты, бросаемые в автомат. Высоко в небе гудит рейсовый самолет, отсвечивая на солнце серебром. Небо безоблачно. Слышно, как гремят ведра на дворе у Нильса Мадсена, где-то работает насос и надрывно и протяжно воет собака. А из домов на улицу несутся вопли радиоприемников. Адольф Гитлер кричит во всех домах. В последние годы радио часто передает его вопли. И всякий раз они предвещают несчастье.

Мариус Панталонщик открыл у себя окна и включил радиоприемник на полную мощность, чтобы и на улице можно было слышать его фюрера. Сам он языка фюрера не понимает, но покорно сидит с открытым ртом перед радиоприемником и, когда там раздается восхищенный рев, одобрительно что-то бормочет. У Нильса Мадсена слушают радио с не меньшим благоговением. Батракам, присланным ему из опекунского совета, разрешили войти в комнату и послушать воодушевляющие слова. Они ничего не понимают, после работы их клонит ко сну, у них слипаются глаза. С одним из них, Гарри, в прошлом году случилась неприятность: пытаясь уклониться от хозяйского кулака, он неудачно повернул голову, и удар пришелся но носу. Красоты это ему не прибавило, кривой нос придает ему угрюмый вид, но, возможно, и Гарри не останется в стороне, когда придет пора свершения подвигов.

Страна слушает. Слушают врач, учитель, пастор, граф, старики в доме для престарелых, крестьяне, рабочие кирпичного завода. Слушает и Расмус Ларсен, председатель профсоюза и союза избирателей, он знает толк в политике и чувствует себя в безопасности благодаря подписанному в этом году договору, по которому датское королевство и германский рейх обязались ни в коем случае не прибегать к войне или иному насилию друг против друга. Кое-кто слушает с удовольствием, но у большинства крики Гитлера вызывают отвращение. Одним они кажутся смешными, другие относятся равнодушно, а третьи воспринимают все это, как страшный кошмар. Может, станет даже легче, когда война разразится.

Одна только старенькая Эмма не желает слушать. Она выключила радио.

— Я не хочу, чтобы этот сатана Гитлер кричал в моем доме!

На вилле у доктора радио звучит приглушенно. Доктор Дамсё давно уже поставил диагноз крикуну фюреру как пациенту с ярко выраженными параноидными и маниакально-депрессивными чертами. Карьера его не может быть длительной. Лучше всего, если бы этого сумасшедшего удалось натравить на Россию. Если бы, так сказать, можно было изгнать беса с помощью Вельзевула.