Замок Эйвери - [72]

- И где же это чудесное место?

- В комнатах, отведённых заместителю или заместительнице, не суть важно, Директрисы.

- А нам позволят?

- Мы освобождаем двое аппартаментов. Конечно, позволят, или тебя волнует мнение профессорш и Флитвика с Хагридом?

- Никоим образом.

- Значит, договорились, возлюбленный мой Блейз?

- Договорились, лю-би-мый, - «пропел» Блейз.

- Выпьем за нашу новую жизнь в Школе, - я левитирую рюмку коньяка Блейзу, - не пролей, - говорю я традиционное напутствие Ремусу, когда он ещё был просто Ремом, но ничего не колет, сердце не сжимается, пусто… Остался Блейз, мой возлюбленный, обречённый, а обречённый ли?

Вид цветущий, движения грациозны, всё говорит о чистоте крови, сохранявшейся веками, не вырождающейся, а, напротив, находящейся на подъёме.

Я настолько привык к Блейзу, он так подходит мне, что, кажется, мы - уже сложившаяся пара, и нам не нужна ни Королевская Свадьба, ни Венчание, чтобы подтвердить эту нашу связь… хватит! Не осталось во мне тинктур, связывавших меня с прошлыми супругами, и я свободен вновь.

А Блейза вовсе не тяготит брак с уже совершенно, да и бывшей ему чужой изначально, женщиной. Только общие дети, о которых заботится Блейз, а не это существо с поросячьими глазками, которому, кроме значительной ренты (уж не такой, каковую я предложу Люпину в качестве отступных!), требуется ещё больше денег, хотя, кажется, как свинью не наряди, ей же она и останется…

Так и будем жить в Школе в одних комнатах, а если и покосится кто косо, так ведь только на меня… Да и то, не покосится с того вечера, когда в тех ещё, тогда наших с Люпином, апартаментах собрались все, буквально все преподаватели и даже мадам Пинс внесла неожиданную, но такую необходимую лепту в умиротворение зверя, а ведь был же ещё и мистер Аргус Филч со своей молоденькой самочкой лазиля. Первые из профессоров ещё застали меня в унизительной позе - на четвереньках, а по ногам уже текло… Я был в таком шоке от унижения и боли, что не сообразил… сразу рухнуть на кровать, укрывшись пледом, а сделал это много, много позднее. Но мне не стыдно после этого возвращаться назад, в мою, тем не менее, любимую Школу, как, полагаю, не стыдно и Блейзу, хотя спрашивать напрямую или применять лёгкую легиллеменцию не стоит - и без того видно, что мальчик мечтает вернуться в альма матер. Мой захмелевший разум пытается ещё думать логически, но…

Я склоняюсь меж ветвей к любовнику и спрашиваю:

- Не спеть ли монсеньору балладу, рондо, флажолет или просто песню?

Что скажет на это благородный монсеньор?

- «Благородный монсеньор» скажет сиятельному графу: «А спой!»

Pour la présent, pensant au faict d`amours,

Je suys troublé, car j`ay congneu tousjours

Que loyalté n`a point de récompense.

Et que les folz obtinnent la duspence.

D`avoir fruict qui en vien tous les jours.

Cueur féminin se muë et prent son cours,

Comme lune estant en son décours:

Conclusion, c`est toute pestilence

Pour la présent.

Anyuit aymé, demain estre au rebours:

Si vous comptez, vous errez, au fraiz lours,

Que le pourchatz ne vault pas despence;

Car vous voyeez qu`à l`heure que l`on pense

Estre en la ville, on n`eat pes aux faulxbourgs,

Pour lа présent.

- Рондо Жана Моро посвящается всем несчастным любовям на земле и, особенно, коварству женщин.

- Почему коварству?

- Об этом поётся во втором куплете печального рондо, неужели ты совсем ничего не понял, Блейз?

- Понял, напротив, достаточно много - язык даже несколько напоминает революционные петиции восемнадцатого века, но опять же: только слова по отдельности, а не все стихи полностью. Так подавай же перевод, сиятельный.

- Нет - сначала я пригублю коньяк, - говорю я и выпиваю рюмку маленькими и, почему-то, более жгучими, чем прежде, глоточками.

- А ведь признайся, Блейз, ты что-то подмешал мне в коньяк, чувствую это на вкус.

- Прости, лю-би-мый, - сердце моё сжимается, - но этот коньяк - не из твоих, хоть и превосходного качества, но покупных бутылок, а разлит из одной моей дубовой бочки… Тоже мне, собрались двое горе-отравителей. Я послал воробья через Ла-Манш, привязав к лапке послание на папиросной бумаге, он доставил его в моё поместье в Бретани - Ла-Виернь, тамошнему управляющему - я очень редко бываю там. Тот прочитал написанное и доставил уже на пергаменте с совой сообщение в Сен-Мари-де-Обижье тамошним эльфам, их, как это, а, Матерь, выучена читать по слогам, и voilá! - несколько ящиков приплыли в Британию на маггловском корабле, а сегодня, незадолго до таможенного терминала, с ними аппарировал управляющий Забини-Мэнора, и вот, вон она, в траве, сейчас призову и покажу.

Блейз протягивает мне коньячную бутылку с красиво наклеенной этикеткой «Le Sainct-Mаrie-de Obigieur cоgnac».

Глава 17.

- Ну как, убедился, Фома неверующий, что не травить я тебя собирался с тех пор, как впервые мы сидели у тебя в саду, а угостить настоящим французским коньяком из бочки?

- Это же сколько волшебников ты вытряхнул из их тёплых болот, уму непостижимо. Вот так Малфой и торговал контрабандой…

- Люциус или Драко?

- Последний, - цежу я.

- А я его знал, нас даже представляли друг другу.

- И где же? - я стараюсь, чтобы мой голос звучал разморенно из-за коньяка, хотя с меня тут же слетает опьянение. - Позволь, угадаю.