Замок души моей - [2]

«Птица Перелетная — старуха-странница»…

                            За ней,

«Два короля» тихонько на ухо друг другу

шепчут тайны… не государственные… нет…

А вот кухарка Лиза «С милым сердцу»…

За ними тётка деревенская «Из  Чухломы»…

Тут бабушка с детьми из цирка,

там дедушка «Купите поросят»…

      Всех нужно обойти, всех приласкать и

выслушать слова сердечного привета.

       A там в тени под аркой колоннады,

где солнце светит тускло и неярко, мои пе —

чальные «Влюбленные» сидят.

На их любовь, прекрасную и нежную,

жизнь навалилась тяжестью безмерной, и

тянутся для них безрадостные дни без

солнца, без цветов, без радостного смеха…

       Вот женщина у «Жизни в лапах», гото —

вая упасть в объятья смерти жадной.

Вчера она была с собакой y могилы и долго

грустная стояла y креста. Потом её душа,

                как раненая птица,

У птиц ночных искала утешенья…

      Вот «Каменщик» пришел усталый…

Все та же ненависть в его глазах сверка —

ет, как зарница в ночи перед грозой…

Жму ласково его мозолистую руку.

     Вот юноша с лицом мечтательным и

грустным… Любимец мой — «Алеша Кара —

мазов». À вот другой, в скуфье монашеской

с отчаянием во взоре допрашивает Бога,

зачем он создал мир, во зле погрязший.

     Его душа как нежная мимоза, его вопрос,

как острая стрела…

     В толпе страдающей, усталой и голодной

его вчера я видел на скале. Их вел ста —

рик…

     О юноша — цветок земли чудесный!..

Я в грустные, прекрасные глаза его гля —

жу, целую в лоб и отхожу к другим.

      О, мой поэт, не затворяй ворота сердца,

как солнце источай на всех тепло и свет.

      Нет в мире ценности ценнее человека,

его страдающей, тоскующей души, его улыб —

ки ласковой и грустной, его веселости, свер —

кающего смеха и нежной устремленности

его любви безбрежной…

     В глазах народа моего прочел я эти

строки и вот они горят, как огненные

знаки.

     А зал — огромный зал, все наполняется

народом.

     И с каждым, нитями любви, я связываю

сердце и нежный взгляд его я уношу с

собой.

     Потом пустеет зал…

     В мой парк спускаюсь я…

     Уже вечерняя прохлада дышит, звучней

фонтанов бьющая струя… Я по темнею —

щим аллеям парка иду к Ермошке-богу

отдохнуть.

     Вот по дороге «Скорби истукан». В

укромной нише из листвы зеленой, где ме —

дленно течет журчащий ручеек, я вижу

женщину, роняющую слезы, припавшую к

груди бездушной Истукана Скорби. И я, как

виноватый, на цыпочках тихонько отхожу,

чтоб сладость грусти не спугнуть прихо —

дом, кощунственно души молитву не нару —

шить.

      Уж золотом сверкающим зажглись края

небес… Уже зеркальность озера окрасилась

багрянцем… День яркий уходя прощается с

землею, касается земли пурпурным поцелу —

ем…

     Спокойно, как Дитя, усни земля…

     Вот в центре парка я. Сюда сбегаются

дорожки отовсюду. И вот на фоне синего

темнеющего неба я вижу огромное из темной

бронзы изваяние бога — Ермошки бога счастья.

Склоняюсь я y божьего престола и тихую

творю молитву.

     За всех, кто спит теперь,

     За всех, кто бодрствует,

     За всех, кто странствует

     На всех путях земных.

За всех родившихся сегодня утром,

За всех, кто ночью умрет сегодня,

     За всех обиженных,

     За обижающих,

     За всех страдающих

     За всех ликующих,

Прошу тебя, как жрец Верховный:

Дай людям нежную улыбку Радости…

И тихо я склоняюсь снова и вновь творю

молитву.

Пусть тот, кто с горем к тебе при —

                                      ходит,

Ответный отклик в душе находит.

Пусть тот, кто сгорбившись о счастьи

                                      просит,

Твою улыбку в душе уносит…

       О бог пузатый и кривоногий

       И глуповатый и простодушный,

       В твоем корявом и жирном теле,

       Живет прекрасная, как утро ясная,

                                      Душа святая.

       Настанет время, погаснет солнце,

       Потухнут звезды, на черном небе,

       Но светом вечным в пространстве

                                               будет

       Сиять улыбка души прекрасной,

       Души прекрасной — Ермошки бога.

    Так я молюсь… Потом, когда луна под —

нимется над парком, я в замок возвра —

щаюсь полный дум.

     Так я живу, о мой поэт, так провожу

я время в замке на скале.

1