Замок Альберта, или Движущийся скелет - [2]

— Увы! — отвечал Жакмар. — Боюсь, не скрывается ли тут какого ни есть предательства. Герцог поступает весьма бесчеловечно со всеми своими подвластными, которые имеют дочерей или жен, могущих красотою своею привлечь его внимание. Я трепещу о своей любезной Дюнифледе.

— Будь уверен, Жакмар, — возразил Гродерн, — что этот слух о герцоге совершенно лжив; он человек примерной добродетели и готов бы учинить всех своих подвластных счастливыми, когда б его жена в том ему не препятствовала. Она столь развращенна, что все течение жизни ее составляет непрерывную цепь распутств и преступлений. Но ты как можно старайся таить мое открытие в рассуждении мнимого Альвина и мои мысли о его госпоже.

— Уверяют, — говорил Жакмар, — что злодеяния герцога суть причиною беспорядков, причиняемых ужасными страшилищами, обитающими в одном отделении замка.

— Скажи лучше, — отвечал Гродерн, — что чрез это откроются некогда преступления его супруги; но оставим сию материю, в изъяснение которой входить опасно; я боюсь, чтоб из средины хижины своей не быть подслушанным и не привлечь ее мщения.

— Завтра, может быть, моя Дюнифледа в состоянии будет обнаружить это таинство.

— Эдвард переоделся не без причины, — говорил Гродерн, — почему нам должно во всех своих поступках и разговорах наблюдать величайшую предосторожность. Под правлением злого властелина ни к чему не послужит искренность и простодушие бедного поселянина, которого добродетели делают разительную противоположность с пороками знатных, и потому принимаются от них за поругание.

Когда злобная супруга герцога Альберта стремится к погублению кого-нибудь из нас, то бегство или хитрости, противопоставленные ее хитростям, есть едиными средствами, чтоб не учинишься жертвою ее мщения. Я уже с давнего времени предметом ненависти ее.

— Какая же тому причина, друг мой, и каким способом учинил ты это ужасное открытие?

— Неограниченное ее распутство побудило ее клясться в моей погибели, и добродетелями одной из ее же пола обязан я частию сим открытием; но мы теряем напрасно время в сих поверенностях. Завтра ты узнаешь мою историю. Старайся успокоить сном движения своего духа; после уведомлю тебя о своем намерении.

— Ах! Гродерн, я не могу заснуть; усталость моя прошла, но страх, удивление и любопытство меня терзают; сколь несносно мое положение!

Дети давно уже уснули на соломе, по полу настланной. Гродерн чувствовал также нужду в успокоении, что и послужило предлогом отказа в удовлетворении любопытства Жакмара, который наконец оставил его покоиться, не могши сам последовать примеру его, и, будучи погруженным в мрачные размышления, ожидал в молчании рассвета. Коль скоро рассвело, Гродерн встал и говорил Жакмару следующее:

— Друг мой, мы здесь подвергаем опасности свою свободу и жизнь; я знаю одно надежнейшее место для нашего сокрытия. Игуменья недалеко отстоящего отсюда монастыря издавна есть моим другом и благодетельницею. Я жил долго в доме ее отца и разделял с нею детские игры, и с тех пор время не изгладило из ее памяти нашего старого дружества. В сей-то монастырь, любезный Жакмар, должно нам идти сего утра искать убежища. Она нас примет в свое покровительство, доколе не получим подробнейших известий о всем происшедшем или не придумаем лучшего на будущее время плана, но прежде, нежели поведу я вас туда, обещайся никогда не спрашивать меня и не стараться изведывать, каким способом буду я получать сии известия, ибо чрез то лишимся мы последней надежды. Будь спокоен, и все исполнится по нашему желанию. Разбудим Дюнифледу и, немного позавтракавши, пойдем все в монастырь.

К счастию, дождь шел во всю ночь, снег растаял и беглецы наши не могли опасаться погони по их следам. Укрепившись несколько сыром и ячменными лепешками, удалились они из хижины. Гродерн приказывал хранить молчание во время прохода чрез лес, опасаясь, чтоб какой ни есть сокрытый в нем шпион их не подслушал и не изменил бы им.

— Я уверен, — говорил он, — что посланные от Брюншильды прибудут сюда непременно сего утра, чтоб захватить нас.

— Но когда мы пройдем этот лес, — говорил ему Жакмар с нетерпеливостию, — тогда что воспрепятствует тебе изъяснишь нам о причине ее гнева? и для чего не выслушать повести Дюнифледы?

Дюнифледа уверяла, что она так утомилась и озябла, что не может дорогою удовлетворить их желанию, и просила, чтоб отложить это до прибытия в монастырь.

— Твоя правда, — сказал Гродерн, — там найдем мы хороший огонь и можем способнее и безопаснее разговаривать.

Они шли в молчании; но по выходе из леса утренний холод учинился столь ощутительным, что слабая Дюнифледа и ее юные дети почти не могли переносить его.

— Ободрись, милая моя, — вскричал Жакмар, — монастырь уже очень близко.

— Увы! — отвечала она, дрожа. — Я не могу дойти до него; силы мои совсем истощились. Вчерашние страхи и теперешнее путешествие непременно прекратят горестную жизнь мою.

Несчастная Дюнифледа жаловалась не без причины: она приближалась ко времени разрешения от своей беременности; ужасы, пренесенные ею накануне того дня, ускорили сроком оной, и она начинала уже ощущать болезни деторождения. Однако же продолжала чрез силу влещися, и около шести часов утра приметили они башни монастыря.