Замочить Того, стирать без отжима - [75]

Стоящий у кромки прибоя броневик был Вере Алексеевне знаком.  Вернее, он был знаком Лесе. Точно такие же возили на пушечных лафетах в последний путь покойных генсеков и министров СССР. На броне стоял мужчина в камуфляже с автоматом Калашникова на груди и приветственно размахивал руками.

— Это они, господин капитан. Прикажите спустить катер.

Семён Тихов aka Свояк

Таки припёрлись! Не прошло и полгода! Оперативность у наших охламонов, как всегда, необычайно высока.

Впрочем, это я по привычке забухтел, от нервов. Волнуюсь всё-таки — когда читал Семёнова и фильмы смотрел, разве мог себе представить, что вот так ко мне с моря будет «Варяг» подходить? Представлять-то я представлял, только с точностью до наоборот —японцы коварно осыпают русский крейсер снарядами, и тут я на линкоре с любимой марки из-за угла выплываю!  Ка-ак  врежу супостатам! Спасу наших, естественно. Иногда это был не линкор, а эсминец, но исключительно со мной на капитанском мостике.

А тут стою на берегу, «Варяг» изо всех четырёх труб дымит и ко мне приближается, за ним знакомые каждому советскому мальчишке силуэты: «Аскольд», «Богатырь», «Новик» и кто-то, на него очень похожий. А супостат, лупивший в меня из больших пушек, уже на дне. Их усилиями. Без моего героизма обошлось.

Радуюсь, конечно, но неправильность сюжета маленько скребёт под сердцем.

Пока я так рефлексировал, на крейсере засуетились и плюхнули на воду паровой катер.  И катер этот берёт курс прямо на мой БРДМ.  Подходит к берегу, сбрасывает сходни, на пляжик деловой походкой спускается нечто симпатичное, однозначно женского полу, в длинной, почти до пят, юбке из тёмно-синей ткани, в перетянутой ремнём чёрной кожанке, через плечо переброшен ремешок самого натурального «Маузера» в деревянной кобуре. Но главное — красная косынка на всю голову.  Я так на башню и осел — оптимистическая, мать её, трагедия.  Крейсер-то с царским орлом над форштевнем, и флаг Андреевский. Тут у кого хочешь разрыв шаблона приключится.

А тётка к бардаку подходит даже не разглядывая, словно всю жизнь на таких ездила.

— Алё, — говорит, — военный! Тебе про славянский шкаф заливать, или без пароля обойдёмся? Лично мне, — говорит, — твоя аватара  в бандане и без того знакома.

Я на неё таращусь, и знакомых женского пола перебираю — хоть убей, такой не припомню, хотя на склероз и до переноса не жаловался.

— Здрасте, — говорю, — Рад видеть вас на нашей Калифорнийщине, — а сам по новой список штудирую. Лицо симпатичное, но не мой типаж, я северный тип предпочитаю, а у этой скорее что-то семитское просматривается.

– Нет, Свояк, не старайся, всё одно не узнаешь. Веру Алексеевну Стессель тебе видеть не приходилось.

Оно правда, конечно. Но в таком случае, значит, госпожа Стессель у нас в сети регулярно шарит и личность мою запомнила.  И так мой скепсис на роже отразился, что дамочка не выдержала и расхохоталась, заразительно так.

— Брось, — говорит, — дуться, про перенос в чужое тело забыл, что ли?  Цинни я, тапки тебе в книжку про попадание в Кума-Манычскую котловину кидала. Постап которая.

— Семён Семёныч! — хлопаю я себя по лбу, хохочем уже на два голоса.  Галантно протягиваю даме руку и помогаю взобраться на броню, в длинной юбке это та ещё акробатика.

— Сергей Михайлович! — обращается Цинни к стоящему у катера в позе жены Лота мичману, — возвращайтесь на крейсер, передайте Александру Васильевичу, что я встретила тех, кого ожидала. Сейчас мы быстро съездим в местный штаб, и на берег прибудет группа лиц для обсуждения совместных действий.

— Каких действий? — вполголоса удивляюсь я, —  БРДМ в кильватер к крейсерам пристраивать?

— У нас на кораблях целый стрелковый полк имеется. Найдёте куда пристроить?

Вот это номер!

— Хе! — говорю.

И головой — дёрг. Улыбается, знает, у кого спёр. Точно наша.

— Тогда спускайте ноги в правый люк, а я за руль сяду, стоит наших порадовать.

И мы покатили. Я даже штатную упряжку из десяти волов не стал привлекать — для такого случая бензина не жалко.

Margarita Zanudene aka Максимка

 Вчера с соседнего склона скатился огромный камень. Красивый, полосатый такой. Лежал там неимоверное количество лет, и вдруг решил сменить своё положение в мире. Впрочем, что я могу знать о настроении камня? Представляете, как он отлежал тот бок, который был обращён к горе?  А может быть ему надоели лучи солнца, каждое утро бьющие… Не знаю, куда там могли бить эти лучи, я же не камень. Но вот теперь он лежит внизу, наши сосны надёжно укрыли его от палящего светила. Видимо, из благодарности за то, что скатываясь с горы, он ни одну из них не сломал.

Камень лежит довольно далеко от моего ресторанчика и виден плохо. Я колдую с джезвами и время от времен поглядываю в его сторону.  Иногда камень заслоняют крепкие мужские спины, обтянутые белой или пятнистой тканью. Белые, как правило, перечёркнуты ещё и ремнями портупеи. Запрет на курение в павильончике наших гостей удивил, но курить они дисциплинированно ходят на улицу.

Остальное время они пьют кофе и рисуют что-то на картах.  Когда они собираются вокруг составленных в кучку столиков особенно плотно, может показаться, что в центре моей стекляшки кто-то перепугал целую стаю страусов — всё, что выше пояса, скрыто от глаз, весьма забавная картина получается.