Замкнутый круг - [28]

Нет, он не был прямым пособником бандеровцев. Но он никогда и не делал попытки пресечь их влияние на сельчан, никогда не вмешивался в ход происходящих событий. Он хотел быть одинаково полезным и советской власти, и лесным братьям. Он, как дьякон, хотел молить о спасении души и тех, и других…

К сожалению, в жизни все произошло по-другому. И дьякон молил не за всех, и бандеровцы не прощали отступлений от веры, и советская власть не принимала половинчатости. Пришлось Саливону сделать выбор.

Тому, что его снимут с председателей, Пращак даже обрадовался. Меньше будет донимать Сидор. Какой спрос с обыкновенного мужика? А в лес его не позовут, стар уже. Значит, после перевыборов можно будет попытаться отмежеваться от банды. Авось пронесет!

А пока Саливон решил посоветоваться со своими дружками: машинистом Сидорчуком, мельником и дьяконом Митрофаном. Постояв еще несколько минут на ветерке, он пошел в конюшню, запряг казенного мерина в пролетку и, усевшись на мешок с соломой, гикнул на конягу.

Яков Сидорчук жил на четвертой улице от центра. Но чтобы не мозолить глаза сельчанам, Пращак поехал лугом, вдоль речки, поэтому и не заметил того, что творилось в селе.

Улица была узкой и кривой. У дома Сидорчука стоял военный грузовик. Сердце у Пращака екнуло, но поворачивать назад было поздно: двое солдат смотрели в его сторону. Саливон подъехал.

— Что случилось? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил он солдат. — Я здешний председатель сельсовета.

— Если председатель, то знать должон! — сурово ответил один из солдат и прошел к калитке.

Пращак встал на телеге и заглянул через высокий заросший вишняком плетень. По двору ходили солдаты и длинными щупами протыкали землю. В раскрытых дверях сараев тоже копошились военные, вытаскивали какие-то вещи, складывая их у колодца.

Жена Сидорчука, Палажка, в цветастом переднике, в цветастом платке, но босая, завязывала перед домом узел. Рядом на связанных уже подушках, пуховиках, одеялах сидели четверо ее малолетних ребятишек. Двоих старших и самого Якова во дворе не было.

— Подолян, шевели их! — услышал Саливон знакомый голос, а вскоре и капитан Костерной вырос перед повозкой, протянул председателю руку:

— За связь с оуновцами вывозим их на Север…

— Есть доказательства? — глотая воздух, затравленно спросил Саливон.

Костерной пристально посмотрел на Пращака и вместо ответа сказал:

— Постановление прокуратуры на столе у Косюка.

Пращак, настегивая мерина, мчал глухой дорогой.

Хотел проехать в дом мельника быстрее, а вышло, что опоздал опять. Бородатый Глущук уже сидел в открытом кузове грузовика и равнодушно смотрел, как солдаты опечатывали его усадьбу. Пращак, не выезжая из-под развесистых ветел, развернулся и укатил в луга.

Возле родника сбавил разгоряченный бег коня, остановился. Кругом было тихо. Саливон наклонился к прозрачной воде, зачерпнул ее прямо фуражкой и плеснул в пылающее лицо. Перехватило дыхание, но облегчения не наступило. Саливон поглядел на поднявшийся над селом светлый диск солнца и заплакал.

В тот же день из Здолбицы были выселены на Север семьи пожарника Калюжного и церковного сторожа Мирончука.

* * *

Ченцов был в районном комитете партии, когда туда позвонил дежурный по отделу МГБ лейтенант Волощук и доложил, что бандеровцы напали на Здолбицкий маслосырозавод и что с ними ведет бой рота батальона МВД.

Теперь Василий Васильевич понял все. Даже если исключить, что телефонное предупреждение не было провокацией, становилось определенно ясным, что утечка информации из его отдела, как говорят юристы, имела место быть. После ограбления магазина в Лидово Ченцов приказал снять охрану с завода, решив, что его просто-напросто обхитрили. Но стоило снять солдат, как тут же среди белого дня произошло нападение. Хорошо еще, он разрешил Костерному по его настоянию оставить взвод солдат в Здолбице. Видимо, теперь они и вели бой в деревне.

Нужно будет искать, откуда уходит информация. Ченцов ни на минуту не сомневался в своих людях, значит, предательство исключалось. А вот невоздержанных на язык хватало. Кадры наполовину были новыми.

«Ничего не поделаешь, — решил Ченцов, — сам виноват, самому и исправлять придется. В текучке дел забыл о золотом правиле чекистов: где бы ты ни был и что бы бы ты ни делал, помни, что кто-то должен уметь сделать то же самое за тебя. Вот уж поистине: учитель, воспитай ученика!»

По обе стороны дороги мелькали вековые каштаны. Сашка — водитель Ченцова, старшина сверхсрочник — обычно любитель поговорить и в дороге, видя озабоченное лицо начальника, на сей раз молчал и вел «эмку» на максимальной скорости, цепко вглядываясь серыми глазами в ленту дороги. Квадраты брусчатки отливали свинцом, но, когда из-за туч выглядывало солнце, блестели, как после дождя.

«Эмка» взвизгнула, задребезжала, запрыгала на железнодорожном переезде в четыре колеи. Грива светлых волос упала на глаза водителю, он откинул их назад взмахом головы. Ченцов покосился на него и поправил съехавшую набекрень фуражку.

За переездом началась Здолбица.

— Направо!

На деревенской улице твердого покрытия не было. В глубоких колеях стояла бурая весенняя вода. Машина, завывая мотором, бултыхалась из лужи в лужу, но упорно продвигалась по пустынной улице, что сразу отметил про себя Ченцов и достал из кобуры пистолет. Глядя на него, водитель положил на колени автомат.