Замкнутый круг - [25]
— А милиция часто здесь бывает?
— Милиция сюда не суется. А вот краснопогонники во главе с чекистом Костерным чуть ли не каждый день повадились. Все дороги обложили, во все дома заходят. На маслозаводе дружину самообороны организовали. Дежурят по ночам с ружьями. Хоть из дома не выходи.
— Однако ты не боишься прямо в церкви собирать деньги для своих братьев, не тех, которые во Христе, а тех, что по схронам попрятались.
— А ты вроде как не одобряешь? — насторожился Гнатюк.
Стрижак промолчал.
— Решил выйти из игры, — не унимался Митрофан, — или ты с кем еще связался?
— Мне помощник нужен, — не отвечая на расспросы, твердо сказал Стрижак. — На тебя можно рассчитывать?
— Смотря в чем нужда, — заюлил дьякон, чувствуя, что имеет дело не с бывшим полицейским. — В лес могу провести…
— В лесу я и без тебя не заблужусь.
— А там, между прочим, ожидают тебя.
— Донес уже?
— Ну, зачем же так-то. У каждого своя работа. Нам теперь нельзя промашки давать. По краю пропасти ходим.
— Доходитесь, перебьют вас, как куропаток на заре.
Митрофан замолк на полуслове.
— Чего губы-то надул? — Стрижак хохотнул, довольный произведенным впечатлением. — Не ожидал такого поворота?
— Не веришь в наше дело, стало быть, больше?
— Ваше? — Стрижак захохотал громче. — Купленное на немецкие рейхсмарки?
— Я бы попросил…
— Заткнись, — грубо осадил Стрижак засопевшего дьякона. — Вот у меня — дело! И платят мне за него долларами и фунтами стерлингов. Да кое-что еще здесь осталось. Затем и приехал.
— Езус Мария! Так бы зараз и сказал. Есть у меня для вас человек.
— Кто таков?
— Сам не знаю. Прячет его у себя фельдшерица наша — Степанида Сокольчук. Ни с нашими, ни с краснопогонниками встречаться не желает.
— Кота в мешке суешь?
— Проверим. Сидор на мельнице с ним в воскресенье повидаться хочет.
— Возьмут и шлепнут его твои братья.
— Я попрошу не трогать. Проверить и оставить для тебя.
— А, черт! Придется мне повидаться с твоим Сидором, иначе не поверят тебе. Неужели у тебя какого-нибудь уголовника нет в запасе?
— Мне не поверят? — Митрофан вскочил с лавки. — Как скажу, так и сделают! Одно мое слово — и весь мир от них отвернется!
— Успокойся, преподобный! — Стрижак перегнулся через стол, усадил Гнатюка. — В лес я пойду только один раз. Чтобы выйти из него там, — Григорий ткнул пальцем в сторону границы: — Слишком дорога ноша, чтобы рисковать ей.
— А не боишься, что мне открылся?
— Не боюсь. Там ведь золото и отца твоего, и попа бывшего, и пана Якубовича.
— Не может быть, — Митрофан так и остался сидеть с открытым ртом.
— Может. Сам упаковывал. Подсобишь — свое назад получишь.
— А потом?
— Пойдешь за кордон со мной. А нет — так братьям своим отдашь.
— Как же! Отдашь! — Митрофан заерзал на лавке, словно на горячей сковородке. — Если оно все цело, там же…
— Миллиона полтора будет, в долларах, разумеется.
— Не обманешь? — Митрофан задыхался.
— Все в руках всевышнего!
— Езус Мария! Что делать, приказывай. Все исполню!
— Для начала сведешь меня со Степанидой, Сокольчук ты говоришь?
— Сокольчук. Завтра же она будет у вас к вечеру.
— В лес передай, что я курьер центрального провода с особыми полномочиями. Прежде чем с ними встретиться, хочу сам проверить, посмотреть на их действия со стороны. Как они в деле выглядят. И стоит ли им платить. Новые хозяева за океаном на ветер денег не бросают.
— Спросят, откуда знаю?
— Скажешь: напоил до смерти, вот я и проболтался.
— Слава Украине!
— Аминь! — загоготал Стрижак, с удовольствием наблюдая, как Гнатюк угодливо осклабился.
Степанида начала собираться в город спозаранку. Еще не растаял над лугом туман, когда она осторожно, чтобы не тарахтеть попусту, ведя лошадь под уздцы, выбралась за околицу. Оглянулась на спящее село, подтянула на лошади подпругу и с бьющимся от волнения сердцем полетела навстречу выбранной участи.
Страха не было. Только неизъяснимое чувство пустоты и невесомости в мыслях, в теле, в окружающем. Словно продолжение некрепкого сна. И легкая головная боль, как напоминание о яви.
Степанида отпустила вожжи, и лошадь сама несла ее знакомой дорогой. Оставалось проехать небольшой лесок, за которым начинали просматриваться станционные строения. И тут захромала лошадь, задергалась, перешла на шаг.
— Но-о! Но-о, милая! — понукала ее Степанида. — Версты три осталось, дотяни, родимая!
Но лошадь встала. Степанида соскочила с двуколки, осмотрела конягу. С передней правой ноги отлетела подкова. Совершенно бессознательно Сокольчук кинулась искать пропажу позади тележки.
— Чего потеряла, тетка? — Как из-под земли выросли перед ней два солдата.
— Помогите, солдатики. — Шагнула к ним Степанида и осеклась на полуслове.
— Зараз, голуба, поможем! — широко скалясь, попытался обнять ее Баляба, переодетый, как и напарник, в форму советского солдата.
Степанида отпихнула его руки, кинулась к повозке. Но там уже стоял третий бандеровец. Она узнала: Гроза.
— Далече путь держим? — как ни в чем не бывало спросил он, когда Сокольчук доплелась до двуколки.
— В город, на станцию.
— Родственников встречать? — Гроза взял ее своими твердыми пальцами за подбородок. — Смотри в глаза, стерва!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Писатель Рувим Исаевич Фраерман родился в 1891 году в городе Могилеве, на берегу Днепра. Там он провел детство и окончил реальное училище. Еще в школе полюбил литературу, писал стихи, печатал их. В годы гражданской войны в рядах красных партизан Фраерман сражается с японскими интервентами на Дальнем Востоке. Годы жизни на Дальнем Востоке дали писателю богатый материал для его произведений. В 1924 году в Москве была напечатана первая повесть Фраермана — «Васька-гиляк». В ней рассказывается о грозных днях гражданской войны на берегах Амура, о становлении Советской власти на Дальнем Востоке.
История детства моего дедушки Алексея Исаева, записанная и отредактированная мной за несколько лет до его ухода с доброй памятью о нем. "Когда мне было десять лет, началась война. Немцы жили в доме моей семье. Мой родной белорусский город был под фашистской оккупацией. В конце войны, по дороге в концлагерь, нас спасли партизаны…". Война глазами ребенка от первого лица.
Книга составлена из очерков о людях, юность которых пришлась на годы Великой Отечественной войны. Может быть не каждый из них совершил подвиг, однако их участие в войне — слагаемое героизма всего советского народа. После победы судьбы героев очерков сложились по-разному. Одни продолжают носить военную форму, другие сняли ее. Но и сегодня каждый из них в своей отрасли юриспруденции стоит на страже советского закона и правопорядка. В книге рассказывается и о сложных судебных делах, и о раскрытии преступлений, и о работе юрисконсульта, и о деятельности юристов по пропаганде законов. Для широкого круга читателей.
В настоящий сборник вошли избранные рассказы и повести русского советского писателя и сценариста Николая Николаевича Шпанова (1896—1961). Сочинения писателя позиционировались как «советская военная фантастика» и были призваны популяризировать советскую военно-авиационную доктрину.
В этой книге собраны рассказы о боевых буднях иранских солдат и офицеров в период Ирано-иракской войны (1980—1988). Тяжёлые бои идут на многих участках фронта, враг силён, но иранцы каждый день проявляют отвагу и героизм, защищая свою родину.