Замкнутый круг - [18]

Допрашивать ее официально пока не имело смысла. Спрашивать о гимнастерке Боярчука тем более. Ченцов как можно любезнее распрощался с Сокольчук и просил сообщить им, если кто-то проявит интерес к ее лекарствам. Конечно же, она обещала.

«Да и глупо было бы поступить иначе, — думал Ченцов после ее ухода. — В принципе, они все давно готовы сотрудничать с советской властью и помогать нам, но страх… Парадоксально, но одинаково страшно и тем, кто молчит, и тем, кто говорит».

Ченцов достал из сейфа папку с протоколами последних допросов и нашел там докладную Костерного об обыске в усадьбе лесника. Прочел:

«Вопрос: Гражданин Пташек, вы сотрудничаете с украинскими буржуазными националистами?

Ответ: Я получаю зарплату от советской власти.

Вопрос: Вы не ответили по существу.

Ответ: Я ни с кем не сотрудничаю, я честный человек, живу сам по себе.

Вопрос: Как же тогда объяснить, что вас посещают бандеровцы?

Ответ: Я родился в лесу и всю жизнь прожил в лесу. И всегда ко мне заглядывали люди, кто воды испить, кто обогреться. Разве человеку в глухом лесу можно отказать? Особенно много люду появилось в наших дебрях в годы войны. Приходили партизаны, приходили подпольщики, беженцы, окруженцы, разведчики, десантники, окромя немцев да полицаев, конечно. Не знаю, как и уцелел. Наверное, потому, что ни разу не довел Иисус встренуться здесь и тем, и другим зараз. А в конце войны, уж когда нас Красная Армия освободила, новые люди в лесу объявились — стрелки великого Степана.

Вопрос: Бандеровцы?

Ответ: Да. Разве я мог не пустить их в дом? Да они б меня повесили на воротах! И кто бы защитил меня здесь? Никто…

Вопрос: Почему не заявили властям, что лесничество посещают бандеровцы?

Ответ: Властям? Вы здесь раз в полгода появляетесь, а бандиты в лесу каждый день. Я бы и дойти до вас не успел…

Вопрос: Чью окровавленную гимнастерку нашли у вас на чердаке сарая?

Ответ: Не ведаю. Я третий день хворый лежу, с постели даже по нужде подняться не мог. Может, кто и был на подворье в эти дни, не слыхал.

Вопрос: И собака ваша не чуяла? Молчала?

Ответ: Наверное, с сыном приходили, потому и молчала.

Вопрос: Ваш сын в банде?

Ответ: Какое там! Он лес хорошо знает, вот и таскают мальца за собой. А не пустить нельзя, прибьют…

Вопрос: Итак, почему вы два года не сообщали нам, что связаны с бандитами?

Ответ: А вы почему два года меня о том не спрашивали? Ни разу никто не поинтересовался, каково мне здесь было, сколько слез пролито, сколько страху перетерплено…»

Ченцов дважды перечитал последние строчки. Страх? Но ведь именно страх заставил бы такого мужика, как Пташек, узнать, кто прячется на его сеновале. Нет, не все так, как рассказывает лесник. Вернее, рассказывал. И многое, наверное, еще мог рассказать…

Теперь одна надежда оставалась — на раненых бандеровцев, что были в нашем госпитале.

За окном кабинета опустилась темень. Один за одним загорался, свет в окнах домов напротив. Люди возвращались с работы. Возвращались к домашнему очагу. Ченцову идти было некуда. После отъезда жены он ни разу не ночевал в своей казенной квартире. Тоска брала за горло. Мучили нехорошие предчувствия. Теперь же, когда он узнал от Пашки Снегирева правду, мысль о доме стала невыносимой. А ведь он так любил свой дом! Мечтал когда-нибудь вернуться в родную деревню, отстроить с Ульяной отцовский пятистенок, развести сад. Сад детства! Он хорошо его помнил. Даже кисло-сладкий привкус аниса ощущал во рту, когда приходили на память воспоминания…

В дверь осторожно постучали.

— Разрешите, товарищ подполковник? — Следователь Медведев нерешительно остановился на пороге.

— Из госпиталя? — догадался Ченцов. — Есть новости?

— Один из раненых, то есть я хотел сказать, один из бандитов, Григорий Матвейчук, хочет дать показания.

— И в чем же дело?

— Он хочет дать их только подполковнику Ченцову лично.

— Опасается за свою жизнь? Не верит в советский закон?

— Я беседовал с ним дважды. Он боялся допросов с пытками, думал, я пришел забрать его в тюрьму.

— Хорошо, завтра утром я буду в госпитале.

— Извините, товарищ подполковник, но Матвейчук очень плох. Ранен в грудь и в живот. Врачи гарантий не дают.

— Вызывайте машину, — Ченцов посмотрел на часы.

Скоро должны были звонить из Москвы, Василий Васильевич с надеждой посмотрел на телефон, подождал еще какой-то миг и, скрипя зубами, загоняя обратно рвущуюся наружу боль души, поспешно вышел из кабинета. На ходу приказал дежурному:

— Будет прямой из Москвы, запиши слово в слово, до буквы!

— Есть! — переглянувшись с Медведевым, очумело ответил дежурный.

В машине Ченцов попросил следователя рассказать о Матвейчуке.

— Я прибыл в госпиталь сразу же, как позвонил Костерной, — начал обстоятельно пересказывать Медведев. — В палате, где лежал раненый бандеровец, дежурил молодой солдат. Боец по моей просьбе вышел в коридор. Я сел на табурет. Раненый лежал вверх лицом с закрытыми глазами. Дыхание его было тихим. Но, судя по тому, как подрагивали мускулы на его лице, он не спал. Я спросил:

— Сколько вам лет?

Раненый молчал. Только чуть глаз приоткрыл.

— Вам лучше? Нужна какая-нибудь помощь?

Снова молчание. Я ждал. Бандеровец, наверное, понял, что я не собираюсь уходить, открыл глаза, недружелюбно скользнул по мне взглядом и уставился в потолок.