Замки на их костях - [7]

После этого идет поток кистей и красок, волосы, стянутые, завитые и собранные в пучок, металлические гребни, скребущие кожу головы и оставляющие царапины. Ее глаза, щеки и губы покрывают краской и пудрой. Это утомительно, но Беатрис знает, что лучше не жаловаться и даже не вздрагивать. Она научилась оставаться совершенно неподвижной – живая, дышащая кукла.

Наконец, швея и парикмахер помогают ей надеть туфли на каблуке, сделанные из того же материала, что и платье.

– Она довольно мила, не так ли? – говорит женщина, отвечающая за косметику, глядя на Беатрис, слегка наклонив голову.

Швея кивает:

– Принц Паскаль должен быть очень счастлив со своей невестой.

– Не то чтобы он был очень доволен, – фыркает парикмахер.

Беатрис улыбается и делает легкий реверанс.

– Большое спасибо за всю вашу тяжелую работу, – произносит она, к удивлению прислуги, на безупречном селларианском без акцента. – Мне не терпится увидеть Селларию.

Первой, взволнованная и покрасневшая, заговаривает парикмахер.

– П-прошу прощения, В-ваше Высочество, – заикается она. – Я не хотела выказать неуважения ни к вам, ни к принцу…

Беатрис отмахивается от этих слов. Ее мать всегда подчеркивала, как важна любовь прислуги. В конце концов, они те, кто знает больше всего. И в комментарии о Паскале нет ничего, что бы она еще не слышала от шпионов своей матери, которые описали его как угрюмого, замкнутого мальчика.

– Так, куда теперь?

Швея спешит приоткрыть полог палатки, чтобы Беатрис снова вышла на яркий солнечный свет. Она видит, что выходит последней: ее сестры уже сидят в своих экипажах, и каждая окружена делегацией заискивающих придворных.

Обе выглядят чужими.

Софрония напоминает искусно изготовленную выпечку, утопающую в море украшенных драгоценностями шифоновых оборок в оттенках лимонно-желтого, ее светлые волосы завиты и собраны в высокую прическу, украшенную всевозможными бантами и драгоценностями. Дафна же одета в зеленое бархатное платье, которое можно было бы назвать простым только по сравнению с платьями сестер: с длинными узкими рукавами, открытыми плечами и нежными цветами, вышитыми на лифе мерцающими черными нитками; ее черные волосы, заплетенные за спиной в косу, подчеркивают точеную фигуру.

Они обе выглядят красиво, но при этом уже совершенно по-разному. Через год они могут стать совсем чужими. От этой мысли Беатрис тошнит, но она старается не показывать этого. Вместо этого она осторожно идет к своей карете, следя за тем, чтобы каблуки ее туфель не врезались в землю и она не споткнулась. Стражник помогает ей сесть в экипаж, и она усаживается в пустое пространство между двумя женщинами селларианками с одинаковыми красными напомаженными ртами.

Женщины тут же наперебой начинают произносить ей комплименты в высокомерном бессемианском стиле.

– Спасибо, – к их облегчению отвечает Беатрис на селларианском, но не слушает их последующую болтовню.

Вместо этого она наблюдает за своими сестрами. Ее кучер приводит лошадей в движение, и экипаж дергается вперед, направляясь на юг, но Беатрис не спускает с сестер глаз, пока обе не исчезают из поля зрения.

Дафна

Дафна думала, что сможет увидеть тот момент, когда она покинет страну своего рождения. Она представляла себе место, где плодородная почва, покрытая зеленой травой и цветами, заканчивается и уступает место твердой коричневой земле и снегу – типичному ландшафту Фрива. Ей казалось, что она почувствует это в воздухе, выдохнет ароматный свежий воздух Бессемии и вдохнет холодный мертвый воздух Фрива.

Вместо этого изменение происходит постепенно в течение всего трехдневного путешествия на север. Плоская земля превращается в холмы, которые постепенно лысеют, деревья вокруг становятся высокими и голыми, а их ветви тянутся к небу, которое кажется немного более серым каждый раз, когда она моргает. В каждой гостинице, в которой они останавливаются, акцент трактирщика и других посетителей становится все резче и резче, хотя они по-прежнему говорят по-бессемиански.

Сегодня они доберутся до границы, и пути назад действительно не будет.

«Это ошибка», – думает Дафна, наблюдая, как мир вокруг меняется и превращается во что-то неузнаваемое и темное. Она хочет вернуться домой, во дворец, где сделала свои первые шаги. Хочет вернуться к матери и чувствовать себя в ее тени в безопасности и комфорте. Она хочет обнять своих сестер и почувствовать, как их сердца бьются, словно единое целое, как и должно было быть всегда.

Тоска настолько сильна, что ее горло сжимается под кружевами ее нового платья с высоким воротником, и кажется, что она задыхается. На секунду Дафна позволяет себе представить, каково было бы разорвать этот жесткий бархат под ее пальцами: материал приятно треснет, и она сможет свободно дышать, а кожа ее горла больше не будет зудеть и гореть. Она уже скучает по своим бесформенным светлым детским платьям, по тому, как она всегда могла увидеть себя в Софронии и Беатрис, смотреть на те же черты, словно отраженные от граней бриллианта.

Она старается не думать о своих сестрах таких, какими видела их в последний раз: незнакомки со странными лицами, разукрашенные и затянутые в корсеты, которых со всех сторон щипали и тыкали. Ей даже пришлось прищуриться, чтобы разглядеть их.