Замки - [51]

Теперь, когда я просыпалась в 5:55 вместе со своим мочевым пузырем, я не думала о летнем душе.

Я пила воду, если хотела пить.

Смотрела в зеркало.

И видела пустынную трассу Одесса – Рени, хрупкую фигуру на обочине, большой палец и свет приближающихся фар.

Когда-нибудь я тоже смогу взять и уехать, если мне не будет нравиться место, в котором я нахожусь. И мне будет плевать на то, который час.

Мое первое путешествие будет в Тирасполь.

Я зайду в подъезд, поднимусь на четвертый этаж, позвоню в дверь. Мне откроет невысокая светловолосая женщина и тут же предложит купить продукцию Avon. Я спрошу, где Рина, и она скажет, что они с сестрой переехали в другой город. Что у них все хорошо.

Что они счастливы.

А до тех пор я буду смотреть в зеркало на стыке сна и бодрствования и постараюсь не перепутать оранжевый свет фар с огнями многоэтажек, заглядывающими в окно.

ФОРУМ

«Alea jacta est».

«Жребий брошен».

Отцвел коварный Саркун. Башенные часы остановили свой ход. Селенье Рхъйаджри скрылось по ту сторону красных скал. Только следы от густого имбирно-чесночного соуса на рубахе Отто напоминали о полуночном веселье.

– Почему-то я проснулся сытым, – сказал он и довольно потянулся. Рядом лежала Сальвия и собирала ожерелье из ракушек.

– Ты снился мне, Отто, – сказала она, – ты громко кричал и с каждым криком из тебя вылетали жабы, а сам ты становился легче, пока не взлетел.

Сальвия отрезала себе волосы тупым ножом и смахивала на мальчишку. Её тонкие губы, растянутые в ухмылке, и высокий голос отталкивали Отто. Но она ходила за ним, как собачонка, и со временем он к ней привязался.

– Нам не дано летать… – Отто запнулся, – у меня такое ощущение, что я что-то забыл.

– Эй, приятель, – окликнул Отто Марк, – письмена.

Отто с недоумением взглянул на свои руки. Они снова были покрыты знаками. Марк смёл ногой замок, который строил последние полчаса, и разровнял песок, чтоб перенести туда изображение с помощью заостренной палки.

– Должны же они что-то значить, – усмехнулся фокусник. Он любил загадки. Любил, когда его разум устремлялся к решению одной задачи, как натянутая стрела, уже готовая вылететь из лука. Мир становился понятным всего на одно мгновение, но этого было достаточно, чтоб снова захотелось жить.

– Чипатиак, – неожиданно для самого себя сказал Отто, – Чипатиак, – снова повторил он, – не могу вспомнить…

Отто обхватил голову руками и упал на колени. Виски пронзила пульсирующая боль. Руки пекло, как будто кто-то залил чернила под кожу и царапал тонким пером, пока знаки не проявятся. Что за чертовщина? Символы стали прорисовываться все более явственно. Вены на руках раздулись. Отто не удержался от крика. Он почувствовал прикосновение к своему плечу.

– Обед! – завопила Сальвия прежде, чем кто-либо успел понять, что происходит, и набросилась на Отто, сбив его с ног.

– Там птица, – объяснила она и вскочила, пытаясь догнать горлицу.

Горлица сделала круг и приземлилась на голову Моргана. Он выставил руки вперед, пытаясь отставить обезумевшую Сальвию. Но не пришлось. Горлица упала, ударилась оземь и обратилась в синеволосую женщину.

– Приветствую вас, – начала она, – это далеко не первая наша встреча, но вы этого не помните. Я – хранительница этого острова. Тот, кто сможет прочитать эти письмена, узнает, как разрушить проклятье и убраться отсюда.

– Но мы счастливы! – возразила Сальвия и закружилась в танце. – Это прекрасное место!

– Попытайтесь вспомнить, как вы сюда попали, – Кора вздохнула, – не сможете. Остров отбирает у вас память. Такова цена.

– Но мы же не помним о том, что ничего не помним, – снова встряла Сальвия, – так что какая разница?

Кора взглянула на всех этих людей. Она не знала, как они здесь оказались. Остров находился вне времени и пространства. Сюда невозможно попасть, отсюда невозможно выбраться… Уставшие, хромые, обезображенные, они снимали с себя одежды и плескались в холодной морской воде. Соль, должно быть, разъедала их раны, но им было все равно. Кто-то валялся в гамаке из пальмовых листьев, кто-то играл на самодельной свирели, кто-то учил двух сросшихся плечами ребятишек игре в го. Они выжили после шторма и попали в новый мир. Нашли укрытие от голода, болезни, старости и жестокости. Им не нужно было смотреть в зеркало, чтоб увидеть своё уродство. Они живут с ним, дышат с ним, танцуют.

И они прекрасны.

Может быть, это тоже выбор? Жить одним днём. Быть счастливыми. Растягивать момент. Раскатывать его, как тонкое тесто (до практически прозрачного состояния), и пускать блинчики по воде.

Зачем им помнить, откуда они пришли, если они никогда туда не вернутся? Почему я так хочу отсюда выбраться? Почему я умею обращаться в горлицу? В чем моя задача? Зачем мне это знать, если можно расчесывать волосы Вайи, угощать сочными яблоками мальчишку-жонглера, летать, расправив крылья и пытаясь обогнать ветер… К тому же есть только один способ узнать, как разрушить проклятье. Почему я чувствую, что готова на это?

Может быть, оставить всё как есть? Может, быть счастливым важнее, чем быть свободным? Свобода предполагает выбор. Выбор делает людей несчастными. Но отсутствие выбора – это несвобода. Этот остров – как рябь на воде. Зыбкий. Поведешь рукой – и нету его. Что произойдет, когда проклятье будет разрушено? Сейчас они молоды, полны сил и надежд (потому что башенные часы стоят на месте, а воспоминания пробуждаются лишь в ночь, когда цветет Саркун). А что будет потом? Они обнаружат себя подвешенными за горло на стрелках календарного циферблата. Осознают, что прошел не один десяток лет, что подошвы их давно истоптаны, а лица загрубели от палящего солнца. Вспомнят, к чему стремились до того, как попали на остров свободы, усядутся на песок и, пропуская его сквозь пальцы, поймут, что корабль давно разрушен. Отсюда никуда не деться, даже если захотеть. Разве что смастерить плот и отправиться в опасное плаванье. В далекие неизведанные земли. Рискнуть. Но возраст уже не тот…