Заметки вашего современника. Том 2. 1970–1980 - [176]

* * *

В день своего рождения, когда Ивану Сергеевичу исполнилось 32 года, он писал Полине Виардо[639]: «Мне радостно сказать Вам, что ничего не видел на свете лучше Вас, что встретить Вас на своем пути было величайшим счастьем моей жизни, что моя преданность и благодарность Вам не имеет границ и умрёт только вместе со мной».

Вот так Иван Сергеевич закабалил своё сердце образом одной женщины на 33 года, до самой смерти. Никак не пойму, хорошо это или плохо? Знаю только, что в XIX веке любили сильнее, чем в XX.

Спасское-Лутовиново. Здесь родился Иван Сергеевич Тургенев.

* * *

«…У меня бродили планы сделаться педагогом, профессором, учёным».

И. С. Тургенев.

Обратиться к литературе заставили его Панаев и Белинский. Но он стал почётным членом МГУ и доктором Оксфорда.

* * *

Салтыков-Щедрин писал, что «Записки охотника» «положили начало целой литературе, имеющей своим объектом народ и его жизнь».

* * *

На рукописи «Бирюка» Иван Сергеевич почему-то нарисовал жирафа. Почему? Никогда не узнаем…

* * *

Тургенев писал Случевскому[640]: «…в 1852 году за напечатание статьи о Гоголе (в сущности, за «Записки охотника») отправлен на жительство в деревню, где пробыл два года…» Всё Иван Сергеевич правильно понял. В докладе министра народного просвещения Александра Прохоровича Ширинского-Шихматова императору Николаю I о книге «Записки охотника» говорилось: «Значительная часть помещённых в ней статей имеет решительное направление к унижению помещиков, которые представляются вообще или в смешном и карикатурном, или ещё чаще предосудительном для их чести виде…»

* * *

«Точно и сильно воспроизвести истину, реальность жизни — есть высочайшее счастье для литератора даже, если истина не совпадает с его собственными симпатиями».

И. С. Тургенев

* * *

Думаю, что Тургенев был первым русским писателем, которого безоговорочно признала Европа. Отчасти это произошло от того, что он долго жил за границей, свободно владел иностранными языками, книги его быстро переводились. Всё это помогало Европе разглядеть его огромный талант. В 1878 году он был избран вице-президентом Международного конгресса литераторов (Из уважения к сединам президентом избрали 76-летнего Виктора Гюго.) Флобер[641] писал Тургеневу: «Давно уже Вы являетесь для меня мэтром. Но чем больше я Вас изучаю, тем более изумляет меня Ваш талант».

Тургенев был одним из немногих русских классиков, удостоенный собранием сочинений при жизни.

С радостью и гордостью за нашу великую литературу должен отметить, что в советское время «классиков» стало много больше! Прижизненными собраниями сочинений удостаивались: Анатолий Иванов, Анатолий Софронов, Михаил Алексеев, Пётр Проскурин и многие другие несомненные «классики».

* * *

Перед смертью, в 1882 году Тургенев пишет из Франции Полонскому[642]: «Когда Вы будете в Спасском, поклонитесь от меня дому, саду, моему молодому дубу, родине поклонитесь, которую я уже, вероятно, никогда не увижу». А Льву Толстому писал: «Друг мой, вернитесь к литературной деятельности… Ах, как я был бы счастлив, если бы мог подумать, что просьба моя… на Вас подействует». Он называл Толстого «великим писателем русской земли».

На похоронах Тургенева 9 октября 1883 года было 179 делегаций.

* * *

Очень интересный музей писателей-орловцев.

Фет[643]. Чайковский говорил о нём, что он «не просто поэт, скорее поэт-музыкант». Родился в Новосёлках. Сборник его стихов редактировал Тургенев. Подробное меню юбилейного обеда: суп шассер и претеньер, пирожки, судак в белом вине, филе ренессанс с соусом мадера, рябчики и пулярды, салад (написано через «д»), парфе из мандарин с буше. Фет похоронен в селе Клейменово.

Бунин[644]. Он сам писал, что жил «в том благородном подстепье, где… образовался богатейший русский язык и откуда вышли чуть не все гениальные русские писатели во главе с Тургеневым и Львом Толстым».

В газете «Орловский вестник» в 1889 году подписывался «Ив. Бунин».

26 октября 1912 года в Большой аудитории Политехнического музея проходило торжественное заседание по случаю 25-летия почётного академика Бунина, а через два дня состоялся обед в его честь. Подарили серебряную вазу в виде яхты. У Бунина ясный чёткий почерк. На обложке: «И. А. Бунин» (слишком мелко!), ниже — «Митина любовь», «Солнечный удар» (слишком крупно!). Скромный письменный стол с двумя тумбами по четыре ящика в каждой. На столе две фотографии: старый Лев Толстой и сын Коля — задумчивый мальчик с мелким цветком в руке. Коля умер в 5 лет. Толстая авторучка с золотым пером. Большой бумажник. Тёмно-рыжий портфель с двумя ремешками, в котором держал рукописи. Кровать под дешёвым рыжим покрывалом.

Очень хорошо, очень точно сказал о Бунине Твардовский: «Перо Бунина — ближайший к нам по времени пример подвижнической взыскательности художника, благородной сжатости русского литературного письма, ясности и высокой простоты». Очень точно! Лучше не скажешь!

8 мая 1941 года писал в письме к Телешову[645]: «Я сед, сух, худ, но ещё ядовит. Очень хочу домой».

В дневнике запись от 19.9.1941 (Киев уже пал): «Россия будет завоёвана? Это довольно трудно себе представить».