Заметки о России - [25]

Аделунг, насколько я могу судить, превосходный человек, который ученость и трудолюбие сочетает с воспитанностью и добрым сердцем. Он рябой на лицо и, кажется, у него несколько повреждены глаза, но в остальном он хорошо сложен и в целом привлекателен; он занимается лингвистикой и многого бы добился, если бы жива была Екатерина II[324]. Вообще же здесь достаточно много делается в плане сочинений по лингвистике, недавно был здесь напечатан монгольским наборным шрифтом монгольский трактат о[325] христианстве[326], и здесь же готовится к печати китайско-манчжурско-монгольско-русско-латинский словарь (в тематическом порядке), китайская часть литографически, остальные наборными шрифтами[327]. Чего здесь не хватает, так это ученых, которые бы понимали, как надо себя вести, когда хочешь внести вклад в науку, и у которых было бы время и настроение этим заниматься. От описания Шуберта и Фусса я попросил бы меня уволить, но могу сказать, что живут они день за днем в радости и блеске своего великолепия и, вероятно, проснутся только at the shock tumbling down in the ocean of oblivion[328].

Сейчас я вторично собираюсь уезжать в Азию[329], и я надеюсь, что теперь это осуществится, так что прощаюсь с первым моим сердечно дорогим учителем и благодетелем. Позвольте мне добавить новое определение — с другом, а также уверить, что Вас, находящегося среди Вашей счастливой милой семьи, постоянно и дружески вспоминает вечно

преданный Вам

Р. К. Раск

Петербург, 25 апреля 1819 г. А. Ю. (А. М.) Шёгрену[330]

Петербург, 25 апреля 1819 г.

Хотя во время моего пребывания в Або у меня не было случая лично познакомиться с Вами, мне тем не менее довелось неоднократно слышать хвалебные отзывы о Вас и, если не ошибаюсь, даже однажды увидеть Вас в библиотеке, так что получить от Вас письмо было для меня особым удовольствием и честью; хотелось бы иметь возможность как-то оправдать оказанное мне доверие. Мои знакомства здесь немногочисленны и не блистательны. Так как здешнее изящное общество для меня чересчур великолепно, ни кошелек, ни время не позволяют мне каким-то образом общаться с кем-либо кроме немногих (в основном немецких) ученых. Таким образом, мои рекомендации не имеют большого веса; и хотя все, что я могу предложить, — это пустые советы, но я буду бесконечно рад, если они все же не окажутся совсем бесполезными.

От того, чтобы получить место домашнего учителя, я могу Вас изо всех сил только отговаривать, так как, если это будет более или менее хороший дом, потребуется знание светской жизни, полное владение новыми языками и проч., и при этом почти не будет ни времени, ни случая для собственных занятий. Граф Румянцев финансирует сейчас несколько больших проектов, которые обходятся невероятно дорого, напр., 1) описание кругосветного плавания на корабле «Рюрик»; 2) продолжение «Scriptores Byzantin[i]», которые печатаются в Париже[331]; 3) недавно он поручил путешествующему сербу из Турции[332] посетить и описать славянские народы в Южной Европе, преимущественно на австрийской территории и проч. и проч.; 4) а кроме того финский словарь[333]. Таким образом, прежде всего, нельзя ожидать, что он предпримет что-то новое и важное, и поездка к родственным финнам племенам, кажется, не состоится. В любом случае, чтобы этот план вновь вызвал его интерес, подать его должен какой-то весьма искусный ученый, который уже показал себя и завоевал всеобщее признание. Вероятно, Вы здесь в Петербурге через знакомство с Кругом и Аделунгом сможете проложить дорогу к осуществлению [плана][334], но, прежде всего, нельзя думать о существенной помощи от графа в этом или каком-либо другом предприятии.

Поиски здесь какой-либо службы были бы, по-видимому, еще менее уместны, так как бесполезно ждать значительного места, а более скромное потребует бесконечной работы, которая едва позволит получить то, что необходимо для поддержания жизни. Поэтому единственное, что мне представлялось бы возможным Вам посоветовать, это поступить на казенное содержание в новый университет[335] для продолжения Вашего обучения[336]. Здесь есть по меньшей мере 100 таких мест, и должно быть нетрудно получить одно из них следующим образом. Кроме сведений об оценках за учебу, в особенности за экзамен на научную степень, отправляется прошение попечителю университета фон Уварову, содержащее краткое повествование о Ваших до сего времени занятиях как академических, так и частных[337] занятиях финским в качестве Вашего родного языка и проч., а также Ваши пожелания на будущее, а именно трудиться над славянскими и восточными языками и литературами, дабы путем их сопоставления с древнефинскими свидетельствами быть в состоянии прояснить темные места в стариннейших преданиях общего отечества и проч.; [и замечание,] что Петербургский университет под началом этого человека, который написал проект Азиатской академии[338], представляется для достижения этой цели гораздо более подходящим, чем любое другое место, но что Ваши личные обстоятельства не дают Вам счастливой возможности в него поступить без того, чтобы быть принятым на казенное содержание. Все это пишется кратко и четко и на сколь возможно хорошем и гладком латинском языке. Не следует скупиться на титулы, но ни в коем случае не повторять, когда излагаете саму суть дела, а заменять каким-то коротким выражением, однако в начале и в конце их можно подробно прописывать, но при возможности с вариациями. Если это получится, на что я надеюсь, то у Вас, конечно, не окажется больших средств для жизни, но все-таки будет относительный достаток, при котором можно учиться в качестве студента и уделять все свое время для работы над своим образованием, каковая привилегия уже является для творческого человека бесценной. Мое знакомство с Уваровым довольно поверхностно, но если мое слово может иметь какой-то вес для кого-то из его окружения, то я не упущу возможности приложить все мои старания. Я сейчас не надеюсь получить еще одно письмо в этом городе, так как достаточно скоро должен продолжить свой путь; тем временем желаю Вам удачи в Вашем предприятии и надеюсь на Вашу дружбу и добрую память,